Слово Ветра

— А если скажу, что любит?

Ещё немного и башка отлетит ко всем чертям оттого, как мотаю ей из стороны в сторону.

— Она моя, дед, я её не отдам ему. Никогда.

— А если …

— Нет никаких “если”! — меня снова подрывает с места. — У Марьяны нет иного выбора, чем я. Как и у Влада твоего нет другого пути, как мимо! Ты уж прости, дед, что сразу обо всём не сказал тебе, да только пойми: я дышать могу только с ней рядом. Никто не изменит этого: ни ты, ни Осин, ни тысяча преград на моём пути. Я однажды её уже упустил, сам отдал в руки Владу. Этого больше не повторится. Никогда. Слово Ветра!

Из кабинета Чертова я выхожу спустя пару часов бесконечных нотаций, советов, просьб. Старик волнуется за Влада, сомневается в чувствах Марьяны и переживает за меня, и я его понимаю, вот только жизнь эта — моя, а значит, мне и решать, какой она будет и с кем. Я могу бесконечно долго оглядываться на мнение окружающих, трепетно заботиться о чужом самочувствии и бояться ранить неосторожным словом или поступком, да только в своей любви к Нане я грёбаный эгоист. Всё, что мне нужно — её улыбка. Всё, о чём мечтаю — быть рядом. Как в дурацкой клятве, в радости и печали, болезни и здравии, в богатстве и бедности… Иного пути для себя не вижу. Пять долгих лет пытался его разглядеть, а теперь просто знаю — его не существует.

Я нахожу Нану, сидящей на ковре в гостиной и на пару с Марусей складывающей высокую башенку из разноцветных кубиков. Девчонки так увлечены строительством, что не сразу замечают меня. Глаза обеих сияют счастьем, с губ не сходит улыбка, а пространство вокруг наполняется нежностью их голосов и задорным смехом. Навалившись на дверной косяк, не спешу разрушить их идиллию и молча наблюдаю за игрой издалека. Впервые до одури хочу своих детей: дочку, с глазами как у Наны и её улыбкой, и сына, похожего на меня, но унаследовавшего упрямство матери. Как дурак перебираю в уме имена, чтоб сочетались с моей фамилией и наверняка понравились Марьяне. Мечтательно улыбаюсь, представляя, как буду баловать дочь и гордиться сыном, а потом кубарем валюсь вниз, больно царапая душу об осколки своих разбитых грёз.

— О чём я тебе и говорил, мой мальчик! — раздаётся за спиной приглушённый бас Чертова. — Марьяне предстоит не просто выбрать тебя, Сол, — дед вздыхает обречённо. – Ей придётся отказаться от Маруси… Марьяна не сможет, а Влад свою девочку тебе не отдаст.

Не дожидаясь ответа, Чертов проходит мимо меня напрямую к внучке. И пусть та неродная ему, как и Влад ( дед взял с меня слово, что эта тайна уйдёт в могилу вместе с ним), я вижу, как наполняется нежностью его суровый взгляд.

Заметив старика, Марьяна заметно напрягается: перестаёт смеяться, дышит прерывисто и с опаской посматривает то на меня, то на Чертова.

— Живой, как видишь! — усмехается старик, помогая Русе водрузить на верхушку башни очередной кубик.

— Вижу, — отвечает несмело Марьяна, а у самой щеки затягивает алым. Ей не терпится узнать подробности нашей беседы, но в присутствии Чертова она по привычке продолжает притворяться.

— Иди ты уже к нему, — угрюмо ворчит старик. — А то, того и гляди, дыру в нём просверлишь своими влюблёнными зенками!

— А... , — растерянно хлопает глазами Нана, порываясь с разбегу нырнуть в мои объятия, но как и говорил старик, отойти от Маруси не решается. Кто бы мог подумать, что маленькая девочка с веснушчатым носом и глазами Осина, сможет встать на пути моего счастья.

— Иди, — кивает Чертов уже мягче. — Я присмотрю. Всё равно рабочий день пошёл насмарку!

— Спасибо! — бормочет Нана и на всех парах летит ко мне.

Правда, когда между нами остаётся не больше метра, замирает. Смотрит на меня внимательно. Боится? Пытается угадать, чем закончился мой разговор с дедом? Не знаю! Но и ждать её, стоя на одном на месте, не могу. Срываюсь навстречу и, не оставляя в сумасбродной голове моей девочки ни крупицы места для сомнений, заключаю дурёху в объятия.

— Всё хорошо, Нана! — шепчу на ухо, носом зарываясь в шёлк любимых волос. — Чертов и так всё знал. Нет никакого смысла больше прятаться…

— Но…

— Никаких «но», Нана!

Переплетаю наши ладони и тяну Марьяну за собой на второй этаж. Но стоит нам скрыться из виду, как забываю, куда шёл, и притягиваю свою девочку к себе. Тону в её глазах. Задыхаюсь от близости. Гоню прочь ревность и подозрения, что так старательно взращивал в моей голове Чертов последние два часа, и заглушаю боль рвущегося на части сердца нежностью поцелуев. Но сколько ни касаюсь любимых губ своими — всё мало! Наверно, поэтому зверею на глазах. Трепетную нежность подменяю голодной страстью, чуткие касания — требовательными ласками. Я должен забыть слова Чертова и обрести былую уверенность в нашей с Марьяной любви.

— Сава! — Нана дрожит в моих руках, едва успевая перевести дыхание. — Что с тобой?

— Ты моя! — отвечаю и снова целую свою девочку до изнеможения. Наши тела — одно целое. Наши судьбы — отныне и навсегда едины.