Слово Ветра

Я с трудом удерживаю в дрожащих ладонях массивный кольт. Прячу тот за спину и под агрессивное биение собственного сердца, так откровенно вопящего о моём безрассудстве, разворачиваюсь к Ветрову.

— Нана! — теребя короткие волосы на макушке, произносит Сава, а меня колотить начинает не по-детски. От взгляда его дотошного, пробирающего до костей. От правды, что сейчас, как никогда, близко. Но больше всего — от страха! Это только в мыслях наставить оружие на живого человека легко, на самом деле — практически невозможно!

— Доволен? — нервно смеюсь, убеждая себя, что иного способа вывести Саву на чистую воду нет. Но видит Бог, как непросто даётся мне этот шаг. — Добился своего?

— Нана, — повторяет Ветров, не переставая разрывать безжалостным взглядом мою трусливую душу в клочья.

— Не смей меня так называть, — срываюсь на крик. Правда, тот хрипит и всё больше напоминает беспомощный стон.

— Никогда не смей! — повторяю ещё тише.

Я слабая! Трусливая! Никчёмная! Я ищу в себе силы, чтобы заставить Ветрова говорить, хотя тот без зазрения совести пустил пулю в сердце Влада и отомстил моему отцу!

— Что с нами стало? — мотая головой, Сава делает шаг навстречу! Глупец! Неужели думает, что куплюсь?

— Не подходи! — верещу что есть мочи и, пересилив свой страх, навожу револьвер на Ветрова.

— Марьяна! — испуганно выдыхает Сава и, округлив глаза, замирает. — Ты чего?

— Я тебя ненавижу! — вытянутые вперёд руки гудят от тяжелеющего с каждым мгновением кольта.

— Опусти пистолет, девочка! — взволнованно бормочет Ветер, бегая взглядом от моего зарёванного лица к револьверу и обратно. — Не дури! — произносит он чуть спокойнее, а потом снова, наплевав на мои угрозы, ступает ко мне.

— Стой, где стоишь! Не подходи! — ору навзрыд, ощущая, как пальцы рук сводит от напряжения. — Выстрелю! Мне терять нечего!

— Господи, Нана! — Ветров делает паузу. Его глаза — калейдоскоп, заглянув в который успеваю уловить обломки самых противоречивых чувств. Здесь и страх, и жалость, и излишняя уверенность в себе. — Да что с тобой?

— Я всё знаю, — продолжаю удерживать парня на мушке и что-то отчаянно искать в его взгляде, как в старом сундуке на чердаке, но, кроме ненависти и отвращения, ничего не нахожу. Глупая, я до последнего верила, что со дна откопаю любовь…

— Я видела тебя! — звучу глухо. — И внедорожник твой чёрный…

Не знаю, что пугает меня сейчас больше: оружие в руках или правда, которая вот-вот выползет наружу.

— Это Чертова ты можешь держать за идиота! Меня — бесполезно! Признайся, Ветров, ты же всё это время был в России и никуда не улетал?

— Не улетал, — соглашается не раздумывая. Так просто, равнодушно, что всё внутри холодеет от его жестокости.

— Ты был на кладбище! — слёзы до боли царапают горло.

— Был, — кивает Ветров. — Не мог не прийти…

— Вдоволь насладился увиденным, верно?

— О чём ты? — мотает головой Сава, а потом снова начинает подходить ближе. — Мне очень жаль…

— Вот только не надо переигрывать! Дешево смотрится! — перебиваю сорванным от слёз голосом, а сама невольно пячусь к стене. Сейчас понимаю, что я не Ветров – никогда не смогу нажать на курок. — Отец был трусом, но даже ему хватило смелости признать свои ошибки. Ты же действуешь исподтишка! Грязно мстишь! По головам идёшь!

— Ты в своём уме, Свиридова? — огрызается Сава, хватаясь за голову, и даже забывает на время о бесстрашном наступлении. Хорош артист! — Я бы никогда…

— Осина! — с остервенением смеюсь в ответ. — Я уже много лет как Осина!

Удар приходится в самую точку! Ветров столбенеет. Смотрит на меня, словно видит впервые. Хмурится. Силится выйти из воды сухим, но чувствует, что проиграл! Он даже перестаёт оправдываться, негласно признавая свою вину в смерти папы.

— И каково оно? — губы Савы кривятся, как от горькой редьки.

— О чём ты?

— Ты счастлива с ним? — голос рваный, сухой, под стать нашему дыханию.

— Была счастлива, — солью посыпаю собственные раны на сердце. В руках дрожит кольт, в глазах напротив — океан несбывшихся надежд. Сейчас мне особенно остро хочется сделать больно Ветрову, а потому вру: — Я была счастлива, Сава, пока ты не появился и всё разрушил!

— Я ещё даже не начинал! — угрожающе шипит парень и в запале отшвыривает в сторону один из стульев. Тот с треском летит в стену, а мне становится не на шутку страшно: вот оно истинное лицо Ветра — озлобленное, безжалостное, агрессивное.

— Подонок! — спиной вжимаясь в грубую штукатурку, глотаю слёзы. Даже с револьвером в руках ощущаю себя загнанной в угол.

— Сумасшедшая! — словами плюётся в лицо Сава. Он почти не моргает и, кажется, даже не чувствует, как холодное дуло упирается ему прямо в грудь.

— Я не шучу, Ветров! — из последних сил удерживая в руках проклятый кольт, пыжусь казаться смелой. — Я выстрелю!

— Это всё ложь! — Савелий отрешённо качает головой, словно не слышит моих угроз, и, вопреки здравому смыслу, продолжает напирать.

Руки, и без того уставшие держать раритетный револьвер старика, начинают все сильнее дрожать, а под наглым напором парня и вовсе безвольно сгибаются в локтях.