Слово Ветра

— Ты говоришь, что видела меня, — безумная улыбка касается губ Ветра, — я тебя тоже, Нана! Сложно было не заметить, как ты смотрела на Влада, а потом на меня; как смеялась в компании Чертова, вместо того, чтобы бросить всё и быть рядом с Осиным. Да и то, как ты только что дымом рассеивалась в моих руках, лишь подтверждает прописную истину…

Сава накрывает мои ладони своими и направляет револьвер чуть выше, в самое сердце, чтобы без промаха… А потом снова приближается…

— Ты не умеешь любить, Нана! — шепчет, когда расстояние между нами сужается до размеров кольта.

— Замолчи! — прошу исступлённо и зажмуриваюсь, устав искать ответы в глазах Ветрова. Там вечная мерзлота, выжженная дотла пустошь.

— В чём я неправ? — продолжая одной рукой удерживать револьвер, второй Савелий касается моей мокрой от слёз щеки. — Давай, Нана, скажи, что деньги здесь ни при чём! Попробуй меня убедить в своей любви к Владу!

Шероховатой подушечкой большого пальца Сава грубо размазывает солёные ручейки по лицу.

— Скажи, что любишь его! — надсадно хрипит, горячим дыханием на моей воспалённой коже вырисовывая маршрут в никуда. — Только так скажи, чтобы я поверил!

Тихий голос Ветрова притупляет мою бдительность. Обездвиживает. Лишает воли. Сава мастерски уводит нить нашего с ним разговора совершенно не в ту сторону, замещая мысли об отце и Владе бесконечными угрызениями совести. Я и правда непутёвая дочь, да и подруга никудышная, раз ни отцу, ни Владу не успела сказать, как люблю!

— Убери от меня руки! — решительно открываю глаза, моментально натыкаясь на ледяные кристаллы Ветрова. — Иначе…

— Выстрелишь?

— Да! — не верю само́й себе, но и быть слабой не имею права. Сава меня не пощадил, когда чуть убил на пешеходном! Его рука не дрогнула, когда он целился в Осина. Да и отцу Ветров отомстил хладнокровно, без эмоций…

— Ты не сможешь, Нана! — смеётся надо мной Сава, своим неверием подталкивая к окаянной бездне. — Потому что знаешь, что я прав! Потому что не любишь никого, кроме себя!

— Ты ошибаешься, — онемевшими пальцами нащупываю курок. За отца, за Влада, за своё сердце, ещё в семнадцать разучившееся любить.

Глава 14. Погасший маяк

Савелий.

В полумраке чужого кабинета только и слышно, как громыхают наши с Марьяной сердца. Ещё немного, и одно рискует замолчать навеки. Холодное дуло раритетного револьвера упирается в самую цель — не промахнуться! Но я до последнего верю, что Нана не выстрелит. И пусть ни капли не сомневаюсь, что под курком пустой патронник (а иначе хранить эту реликвию — просто опасно), я не готов к новым разочарованиям в Свиридовой. Впрочем, мне не впервой…

Смотрю, как трепещут реснички на её закрытых от страха глазах. Пытаюсь понять, силюсь услышать, но бессвязные вопросы сбивают с толку, а ручейки слёз на разрумянившихся щеках сводят с ума.

— В чём я не прав? — извилины изрядно дымятся от неразгаданных тайн, а сама Марьяна действует мне на нервы. Смотреть на неё до рези в глазах тошно! Знать, что не моя, — слишком больно. Заглядывать глубже — опасно и бессмысленно. И всё же что-то внутри заставляет меня тянуться к любимым чертам. Наверно, быть зависимым от этой девочки — моё проклятие.

Больши́м пальцем смахиваю слёзы с её нежной кожи. Чувствую, что готов обмануться. Поверить. Понять. Простить. Оружие в руки берут либо по великой глупости, либо от слепого отчаяния. В том, что Марьяна не дура, не сомневаюсь. Остаётся отчаяние...

— Давай, Нана, скажи, что деньги здесь ни при чём! — готов принять любую ложь, но Нана молчит. Зажмурилась, словно проклинает. Так сильно ненавидит? Или действительно любит другого…

— Попробуй меня убедить в своей любви к Владу! — шепчу, забывая про кольт. Тянусь ближе. Боюсь не расслышать её слов. — Скажи, что любишь его! Только так скажи, чтобы я поверил!

— Убери от меня руки! — требует осипшим голосом и открывает глаза, полные боли. — Иначе…

— Выстрелишь? — перебиваю Марьяну, не скрывая ухмылки. Глупая! Её неумелые пальцы едва удерживают револьвер, где она надеется взять силы, чтобы заставить эту железяку работать?

— Да! — уверенно бормочет и смотрит на меня, как на врага. Смешная! Будто не она вычеркнула меня из своей жизни, не она предала…

— Ты не сможешь, Нана! — С головой зарываюсь в её шоколадный взгляд, из последних сил пытаясь отыскать там хоть что-то, кроме опаляющей всё вокруг ненависти, но тщетно. Всё она врёт! Никого она не любит!

— Ты ошибаешься, — неловкими пальцами пытается нащупать спусковой крючок. Не мешаю. Я готов ко всему. Смотрю на неё, быть может, последние секунды своей жизни и даже хочу, чтобы выстрелила. Лучше так, чем медленно в бездну.

— Чёрт! — едва держась на ногах, кричит истошно и в безудержной дрожи опускает оружие. — Я не хочу как ты! Не могу!

Марьяну трясёт. Слёзы градинами умывают лицо. Порываюсь прижать её к себе — смотреть на неё такую не хватает сил. Но Нана тормозит меня одним только взглядом. Остекленевшим. Неподвижным. Совершенно чужим и отстранённым.