А меж тем в сотнях рассказов, романов, очерков, переводных и отечественных, разные люди по разным поводам разговаривают так, что кажется, вот-вот сотни тысяч читателей отзовутся знаменитым громовым «
Не верю!» Константина Сергеевича Станиславского…Все язвы и уродства канцелярита, о которых уже говорилось, вдвойне безобразны и нетерпимы в
живой речигероев.Кто поверит герою старого романа, если он объясняется так: «Я убедился,
что ваша прекрасная внешность соответствует вашим душевным качествам».Звучит совсем как пародия! А надо хотя бы: убедился, что
душа ваша так же прекрасна, как и лицо.И девушка на это отвечает: «Я ценю
оказываемую мне честь».А что бы ей ответить: Вы оказываете мне большую честь, либо: Это для меня большая честь, либо уж: Я очень польщена…
Мы настолько отравлены канцеляритом, что порою начисто теряем чувство юмора. И уже не в романе, а в жизни, в самой обыденной обстановке человек вполне скромный всерьез говорит другому: «Я выражаю вам благодарность».
Он не чувствует, что это не только вычурней, напыщенней, чем хотя бы
я вам очень благодарен, но и попросту нескромно:
выражаютили
выносятблагодарность в случаях торжественных, официальных, в приказе. В обычных же условиях мы
благодаримдруг друга – проще да и теплее. А уж если выражаться почтительно и немного старомодно, можно благодарность (и даже нижайшую!) не
вынести, а
принести.«Тогда я
нанесу ему визит», «Я
доложуему о нашем разговоре» – читатель подумает, что беседуют дипломаты. И ошибется: разговаривают
они
она. «Я
должнатебе кое-что
доложить» – это из самого что ни на есть личного разговора. А вот, не угодно ли, о свиданиях влюбленной пары:
графиксвиданий! Тут казенное словечко еще и неверно: никто не составлял заранее
графикасвиданий и никто не вычерчивал кривую прошлых, уже состоявшихся встреч.А ведь и в жизни, и в хорошей книге
речьдолжна быть
убедительной, правдивой, достоверной.Литераторы подчас забывают, что
у разговорной речи свои законы. Многие слова, обороты, построения, которые в авторском повествовании возможны, порой (не очень часто!) нужны, порой (с грехом пополам!) простительны, совершенно невозможны, противоестественны в речи живых людей.Но вот разговор:
– О вашей идее… никто из них ничего еще не знает. И давайте сообщ
им им еене сразу…– А как бы подведем их самих к
мысли о желательности ее осуществленияу нас… –
горячо подхватывает(собеседник).Попробуйте горячо (а значит, быстро) произнести такую фразу!
Роман конца прошлого века, тот самый, где влюбленный говорил девушке о ее «душевных качествах». В час банкротства человек взволнован, потрясен, но при этом изъясняется так:
–
Мы не можем допустить, чтобывы пошли на это,
не будучи осведомлены(об истинном положении дел), – как ты считаешь, брат?Естественней примерно: Ведь это такой опрометчивый шаг, мы обязаны вас предупредить – правда, брат?
Еще из объяснений в любви: «Вы уже немного знаете, что я человек состоятельный, но мне бы хотелось,
чтобы это не влияло на ваше отношение ко мне».Это говорит не сухарь или денежный мешок, нет – ученый чудак, человек достойный, притом одинокий и несчастливый. И верней хотя бы: Пожалуйста,
сейчас не думайте об этом (забудьте), либо: Я хотел бы, чтобы сейчас вы об этом не думали.
Объяснение продолжается:
А можно бы:
–
Скажите, могли бы вы быть счастливы,
имея мужем вот такого человека, какя?– Вы уже немного знаете, что я за человек, – могли бы вы быть счастливы с таким мужем?
Девица отказывает жениху, потому что ей сделал предложение другой, богатый. Но об этой причине она лицемерно умалчивает:
Со времени разорения моего бедного отца я не могу допустить мысли
, что из-за меня ты жертвуешь своей карьерой. (Помимо канцелярита здесь еще и двусмысленность!)С тех пор, как мой несчастный отец разорился, мне нестерпимо думать, что из-за меня ты жертвуешь своей карьерой.
Тщательно
взвесиввсе
обстоятельства, я решила освободить тебя от твоих
обязательств.