Слово живое и мертвое

Как известно, в английском языке практически нет местоимения ты. Англичанин беседует на тытолько с богом, да иногда – в высокой поэзии, чаще всего в прошлые века – с возлюбленной. Но когда у переводчиков-формалистов бродяги, воры, дети (например, в «Оливере Твисте») разговаривали «на вы», когда «на вы» почтительно обращались к собаке, кошке, младенцу, по-русски получалось нелепо и фальшиво.

В старом переводе известного романа Уэллса вспыльчивый Невидимка гневно кричал: «Не урони текниги, болван!» Но этому переводу добрых полвека.

А вот, не угодно ли, не столь давно в переводном рассказе один герой пролаялдругому: «Куда лезе те!» А в современном детективе полицейский – сущая горилла! – говорит так: «Брось тепороть чепуху. Не думай те, чтоя настолько глуп, чтобыслушать вас».

Уж до того гладко, до того книжно…

По-английски никак нельзя написать, допустим, he touched the brow with a hand или he put a hand in the pocket, а надо: his brow, his hand, his pocket. По-русски совершенно ясно, что человек сует в карман или подносит ко лбу своюруку, а не чью-либо еще. Чаще всего, если лоб или карман – его собственный, это ясно и так, особо оговаривать незачем. Надо лишь оговорить, если он тронул чей-то чужой лоб, скажем, лоб больного ребенка, либо запустил руку в чужойкарман.

А вот у неумелых переводчиков или у буквалистов и формалистов то и дело читаешь: он сунул своюруку в свойкарман, он провел рукой по своимволосам…

Но заметьте, у иных литераторов и не в переводе множество лишних местоимений, мусора вроде: Я позвал его в своюновую квартиру вместе с егоженой, и они пришли вместе со своимидетьми.

Говорят даже так: «Заткни своюглотку!» Право, местоимение тут столь же необязательно, как в возгласе «Хоть тыплачь!». Или в сообщении: «К нему вернулась егопрежняя твердость духа» – чья же еще?!

Особенно некстати лишние местоимения, союзы, связки в отрывистом взволнованном диалоге.

– …Будешь литы добр ко мне?

– Ты будешь добр ко мне? (или: ты не обидишь меня?)

– Да, я буду добр.

– Да. Буду (или: нет, не обижу). А еще естественней просто: – Буду или да (или – нет)

– Яверю тебе. О, яверю.

– Верю тебе. Верю.

Изумленный отец услыхал, что богач просит руки его дочери.

«И что же ты емуна это сказала?» А в подлиннике очень коротко, даже отрывисто: «And you said?» – «Что же ты сказала?» (или даже: Ну, а ты?) И дальше: «And you will say…»

– Каков же будет твой ответ?

– Что же ты ответишь?

Почти всегда лучше отсеять вспомогательные глаголы, неизбежные в западных языках. Это тоже – азбука профессии. Вспомогательный глагол с инфинитивом делает фразу тяжелой, громоздкой. Незачем переводить « смогнаконец разгадать», « моготчетливо видеть» – все эти can и could в русском тексте не нужны. (Однако тем же постоянно грешат и не переводчики.)

«Я могла бы быть готовойк завтрашнему дню, если б это было нужно». Истово переданы все чужие глагольные формы, но кто же поверит, будто живая женщина так разговаривает? Скажет она, разумеется, проще: Я буду готовахоть завтра, если надо.

Столь же невозможен, фальшив такой канцелярит и во внутренней речи, в раздумьях. А ведь внутренний монолог, поток сознания так обычен в современной прозе. В западном оригинале местоимения он, онавсе же остаются, по-русски они не обязательны, и в переводе лучше раздумья и ощущения передавать безлично или от первого лица. Сколько-нибудь чуткий переводчик всегда поймет, где и как это можно и нужно сделать. А нечуткий загубит самую трагическую страницу.

Развязка хорошего романа, развязка бурной судьбы. Человек умирает. Смутно, в полубреду воспринимает он окружающее; обрывки ощущений – мучительная боль, жажда – перемежаются обрывками мыслей, воспоминаний… И вот как это выглядит в переводе:

« Емубольно. Онранен. Очевидно, он жертвакакого-то несчастного случая… Он хочетподнять руку – руки в кандалах… ему хотелось бы попить еще… емубольно. У негоболит все… очевидно, о немпозаботились, перевязали егораны. И вдруг одна мысль пронизывает егодремлющий мозг. Емуампутировали ноги. Какое значение имеет это теперь. Егоноги… Ему хотелось бы знать…»

« Емубольно» и « егоноги» – снова и снова повторяются эти слова на нескольких страницах и вкупе с канцеляризмами начисто разрушают впечатление. А ведь эту смертную муку надо передать по-русски так, чтоб за душу хватало. И правдивей вышло бы, дай переводчик все это изнутри. Хотя бы так: