Слово живое и мертвое

В час, когда к божьей стекутся маслине
Ослики Греции, Африки, Корсики,
Если случайно проснется всесильный,
Снова заснуть не дадут ему ослики.

И, уложив их на райской соломе,

Полуживых от трудов и усталости,
Вспомнит всесильный, – и только он вспомнит,
Сердце его преисполнится жалости:

«Ослики эти – мое же творение,

Ослики Турции, Сирии, Крита!» –
И средь маслин водрузит объявление:
«Стойло блаженства для богом забытых».

Удивительно, как чуток был переводчик, как верно передал он и музыку, и грустный, мягкий юмор подлинника, и его подтекст. Уж наверно, читатель чувствует: не только о четвероногих богом забытых исстрадавшихся тружениках тут речь…

Игорь Романович переводил поэтов очень разных: от такой крупной фигуры в английской литературе, как Т.С. Элиот (поэма «Бесплодная земля»), до безвестных поэтов. И в поэзии, и в прозе он был по-настоящему талантлив. И очень, очень жаль, что он не успел сделать больше.

* * *

Сборник «Дублинцы», одна из самых ранних работ кашкинского коллектива, и сейчас поражает удивительной свободой и красочностью речи. Вот «Облачко» в переводе Марии Павловны Богословской. Если не знать, что это перевод, поневоле обманешься, кажется, будто эта проза создана прямо по-русски.

Галлахер пошел в гору. Это сразу было видно по его повадкам завзятого путешественника… и развязному тону… (у него) золотое сердце …Не шутка – иметь такого друга.

Все это – из первого же короткого абзаца, и во всем та прекрасная, ключевой чистоты простота и ясность, какая доступна, казалось бы, лишь таланту, творящему свое родное, на родном языке. Даже не верится, что переводчику хоть изредка приходилось заглядывать в словарь, искать соответствий подлиннику.

Галлахера обычно называли шалопаем (wild). И верно … – так, очень к месту, совсем непривычно передано привычное of course. Занимал деньги направо и налево (borrowed money on all sides). «Одна минута перерыва, ребята, – говорил он беспечно. – Дайте мне пораскинуть мозгами». Последняя находка просто неподражаема! В английском языке немало оборотов со словом cap (шапка): черную шапочку (black cap) надевает судья, объявляя смертный приговор, dunse’s cap (дурацкий бумажный колпак) надевали в наказание лентяям-школьникам, Fortunatus’s cap – волшебная шапочка, исполняющая любое желание владельца (вспомним нашу сказочную шапку-невидимку). Where’s my considering cap – остроумное изобретение Джойса – буквально где моя соображательная шапка, то есть примерно где моя сообразительность, и непринужденным «дайте пораскинуть мозгами» Мария Павловна сполна передала интонацию и эмоциональную окраску подлинника.

Еще из речи того же Галлахера: «Чего твоя душа npocum?» (What will you have?), «Я сегодня видел кое-кого из старой шатии» (old gang), «Ну уж, доложу я тебе! Не для таких божьих коровок, как ты» (Hot stuff! Not for a pious chap like you), «Я женюсь только на деньгах… или – слуга покорный» (or she won’t do for me).

* * *

Без конца можно бы цитировать «Красное и черное» в переводе М. Богословской и С. Боброва. Почти полвека назад по сравнению со старым переводом это было открытие: блестяще переданы не только основные «цвета времени» (как определил это в своей книге о Стендале известный литературовед А. Виноградов) – переданы малейшие оттенки Стендалевой палитры. Жива, достоверна речь каждого персонажа, будь то грубый мужлан или лукавый иезуит, набожная провинциалочка, страдающая от того, что не удержалась на стезе добродетели, или великосветская красавица. А как раскрыт внутренний мир самого Жюльена Сореля, мир тончайших душевных движений во всей внезапности их переходов! Так верно и правдиво передать все это в переводе можно было, лишь в совершенстве владея стихией русского слова.

Одна оговорка. Обычно у кашкинцев переводы, сделанные не одним, а двумя мастерами, – это дуэты равных. Мне посчастливилось видеть, как работала В.М. Топер – редактор «Красного и черного», и, справедливости ради, не могу не вспомнить: в дуэте переводчиков Стендаля первой скрипкой бесспорно была Мария Павловна.

* * *