На предложение дать для барашка веревку и колышек, чтобы привязывать его на ночь, малыш отвечает: quelle drôle d’idée! Это ему не по душе, он почти оскорблен. Но не скажет же он: «Что за странная мысль!» А, допустим, «что за чепуха» для него слишком грубо.
И пытаешься передать настроение иначе:
«Маленький принц нахмурился
:– Привязывать? Для чего это?
»На каждом шагу надо было избавляться от лишних словечек, необязательных местоимений, связок, переходов:
Но для чего тебе, чтобы
твой барашек ел маленькие баобабы?Но зачем твоему барашку есть.?
Иная работа может и подождать… Но когда речь идет о
баобабах, беды не миновать!Но если дашь волю баобабам…
Слева все формально правильно и очень близко к подлиннику. В «правых» вариантах переводчик разрешил себе какую-то степень свободы – и право же, по-русски
так чище, яснее, достоверней, а значит, ближе к подлиннику по существу.Ça ne faitrien тоже поначалу переводилось буквально: это не имеет значения,
это неважно. Для француза – живой разговорный оборот. Но, конечно, по-русски естественней малышу сказать, что, если барашек и уйдет, «это ничего, ведь у меня там очень мало места».И дальше дословно: куда он (барашек) пойдет? – неважно куда, прямо
(перед собой!)Но разве не естественней, тем более для сказки, наше речение: «Мало ли куда?
Все прямо, прямо, куда глаза глядят».Такая мера вольности необходима, без нее все станет скучно и неубедительно, а значит, потеряется что-то очень важное для подлинника. Ведь сам автор, пиши он по-русски, уж наверно, выбирал бы не стертые ходячие слова, а живые, емкие.
В сценке с Королем сперва говорилось буквально: «Маленький принц оглянулся – нельзя ли где-нибудь сесть, но великолепная горностаевая мантия покрывала всю планету. И он остался стоять, но при этом зевнул, потому что
очень устал». Все дословно, но по-русски тяжеловесно. Понемногу догадываешься: а не правильней ли сказать это как бы от самого Принца, передать его мысль и ощущение? И пишешь с точки зрения формальной вольно, а по сути вернее: «Пришлось стоять, а он так устал… и вдруг он зевнул».Король упрекает маленького гостя в нарушении этикета; вместо раннего буквального ответа: «Я не мог удержаться» – делаешь проще, по-ребячьи: «Я нечаянно»
.Точно ростки тех самых баобабов, выпалываешь лишние, хоть и правильные слова:
«…у пьяниц двоится в глазах. И там, где на самом деле стоит
одна гора, географ отметит две», – говорит Географ.А чуть дальше Принц ему возражает: «Но потухший вулкан может опять
проснуться». Без этих стоит и опять речь становится куда естественней, правдивей.Стараешься отыскать взамен безличных, нейтральных слов, которые первыми подвертываются под руку, слова образные, более редкие: не достану
воды, а зачерпну, не армии бутылок, а полчища. Вместо «в тишине что-то светится» – «тишина словно лучится … Я понял, почему лучится песок». И в конце главки подхват – образ розы не сияет, а тоже лучится в Маленьком принце.Маленький принц спрашивает: qu’est-ce que signifie (а что это значит) – почитать, приручать и так далее. Скучновато и для русского уха не очень по-детски. Но первых редакторов смущало, что переводчик слишком отходит от текста, и пришлось остановиться на полпути: «А что такое
приручать?» Более поздний вариант, думается, достовернее для речи малыша: «А как это – приручать?»Объясняя, как же надо приручать, Лис говорит: «Ты с каждым днем сможешь
садиться немного ближе». И сначала в переводе сделано было со всей грамматической истовостью:«будешь
садиться». А позже исправлено: «Но ты с каждым днем садись немножко ближе». Ибо по-русски эти вспомогательные словечки необязательны, без них прозрачней мысль и чувство, достоверней речь. И оплошностью было вначале: «…у моих охотников существует такой обряд», – конечно же, просто есть!Узнав, что на планетке Принца нет охотников, но нет и кур, Лис вздыхает: «Ничто
не совершенно». Но ведь наш зверь склонен пофилософствовать, отсюда с точки зрения буквалиста – вольность, а на самом деле – раскрыта суть этого разочарованного вздоха: «Нет в мире совершенства».Поначалу шли жаркие споры: Лис
в сказке или Лиса? Кое-кто рассуждал наивно-формалистически, ссылался на биографию самого Сент-Экзюпери: мол, в его жизни была «другая женщина», а потому Лисица в сказке – соперница Розы.