Слово живое и мертвое

И хоть звучало бы недурно, нельзя сказать о черепахе «она и ухом не ведет», потому что у черепах нет ушей. И не стоит говорить, что она «и в ус не дует», хотя о человеке, пусть безусом, это сказать всегда можно. А тут все же лучше: «ей все нипочем».

Или о попытке куснуть твердую ракушку — так и просится: «не по зубам ей эта пища», но… у черепахи нет зубов! Приходится сказать проще: раскусить ракушку ей не под силу.

А вот у другого переводчика: «профессор заморгал по-рыбьи». Но моргают ли рыбы? Ведь у них веки недоразвиты. Очевидно, образ вывихнут, спутан. Пойманная рыба трепыхается, бьется, трепещет, но взгляд у нее как раз немигающий, неподвижный, у нее круглые, часто выпуклые, ничего не выражающие глаза.

Да, всякому, кто пишет, надо быть повнимательней, чтобы не разводить в книге такую вот «развесистую клюкву». И тут тоже необходим зоркий, приметливый и памятливый редактор.

А без «клюквы» порой не обходится. Человек за обедом «ловко разнимал утиную заднюю ножку»! Мы-то в простоте душевной и не подозревали, что у птиц (тогда, может быть, и у нас, двуногих млекопитающих?) ноги делятся на задние и передние! Забавно, что эта утиная задняя ножка уцелела и при переиздании романа через двадцать лет: нового редактора она ничуть не смутила.

А вот в переводе чудесных миниатюр Ренара сказано было когда-то: сухой осенний лист, гонимый ветром, — одноногая, однокрылая птица; потом стало, пожалуй, еще выразительней: птица об одном крыле и об одной лапке … Но такой образ может создать лишь тот, кто не путается в «передних» и «задних» птичьих ногах!

И необходимо чутье к оттенкам слов и сочетаний.

«Мало кому… приходила охота нападать на существо, закованное в такие непробиваемые латы». Тут тоже есть маленькая тонкость, оттенок и практический, и даже психологический. Мало кому придет охота — подразумевается, что это небезопасно, тебе могут дать сдачи; меж тем латы — это только оборона, и вернее сказать, что на столь надежно защищенное существо не нападают, чувствуя, что не стоит попусту время терять, даром, понапрасну, без толку тратить силы.

Люди едва не погубили живое существо — просто так, от нечего делать — и пошли прочь легким шагом. По букве подлинника так было бы верно: у автора ambled. Но переводчик, наделенный чутьем и слухом, правильно пишет: беспечно пошли прочь. Ведь важна здесь не легкая походка, а беззаботность, легкомыслие, люди и не думают о том, что зря сделали злое дело.

Вот из таких оттенков и рождается образ.

Речь о покое, об уюте. И вдруг: это было «все равно, что нежиться у камина, поселиться в мурлыканье спящего кота, в теплой воде ручья, стремящегося через ночь к морю…»

Две небольшие неточности — и образ распался. Если чуть вдуматься, поймешь: воплощение уюта — спящая кошка, кот же — скорее непоседа, бродяга, а может быть, и драчун. Английское the cat не имеет рода, тут надо было выбирать. И теплому ручью стремиться не надо, течение, которое куда-то стремится, быстрей, резче, холодней, а здесь весь образ полон неторопливой мягкости, мирного тепла — и ручей, пожалуй, в ночи струится к морю.

Такие оттенки надо не только понимать, осмысливать, но ощущать всей кожей, всеми пятью чувствами.

Важно услышать, уловить разницу между лицом морщинистым — и изрезанным, изборожденным морщинами (когда нужно нарисовать не просто старость, а умудренность горем, жизненным опытом).

И если человек «пошел бродить по улицам, измученный и несчастный», нельзя прибавить: больше делать было нечего, ибо это уже о шатанье по улицам от безделья. Надо немного иначе: что еще оставалось делать?

Женщина неожиданно узнала, что ей грозит несчастье, тяжкая разлука, — и вцепилась зубами себе в руку, чтобы не вырвался крик отчаяния. Но вцепилась — получается злобно, как о собаке, а жест душевной боли верней передать близким словом: впилась …

А подчас малые оттенки смысла и окраска слова ускользают от пишущего — и неточность его подводит.

В фантастическом рассказе космонавты приземлились после долгого и опасного полета, перед ними — чудесный вид, все дышит благодатным покоем. Среди прочего сказано:

«Неспешные ручьи мирно извивались среди зеленых лугов». Одно слово разрушает мирную картину — оно неспокойное, недоброе: извивается змея, демоническая Саломея в танце, извиваются лианы в непроходимых джунглях, раненое животное — от боли.

А мирный, неспешный ручей среди лугов — вьется.

4. Буква или дух?

Мадам де Займи и другие