Например, в «Яндекс. Кью» есть вопрос на 400+ тысяч интересантов: «Кто такой краш?» [83]
Ответ, собравший еще больше просмотров, содержит ссылку на уже упоминавшееся определение Urban Dictionary и резюме: «Краш – это тот, в кого человек влюблен, синоним слова „любимый“, но несколько с другими оттенками, тут скорее речь идет именно про влюбленность, а не любовь». Свои публикации о «молодежном лексиконе» и, конечно же, «краше» есть даже на российском спортивном интернет-портале «Чемпионат» [84] и в онлайн-издании магазина косметики «Л’Этуаль» [85]. Сайт развлекательного телеканала «СТС Love» предлагает пройти тест «Кто твой краш?» [86], а онлайн журнал для девушекИ все же стремление обнаружить место «краша» в дискурсе чувственности, вывести его из метамодернистского [89]
небытия и продемонстрировать эвристический потенциал понятно. Чувства и так предмет текучий, а говорящим хочется какой-то символической стабильности. Иначе не получится ни простроить практик культуры согласия [90], ни даже отчетливо выразить свое несогласие с ними. Что же делать? Может, поступить так: не имея возможности обнаружить узус, постараться проанализировать свою речь как совокупность конкретных речевых актов [91], соотнести их с речевыми привычками других и сделать какие-то выводы.Одна из наиболее бережных попыток такой работы с дискурсом была проделана в выпуске подкаста «НОРМ» под названием «Наши краши» [92]
. В нем ведущие и журналистки Настя Курганская и Даша Черкудинова вместе с приглашенной гостьей, кинокритиком Алисой Таежной постарались создать некоторую более или менее конвенциональную типологию крашей – и вывели целую систему.Есть краши, которые выбираются из числа близко наблюдаемых людей. Это могут быть однокашники, коллеги по работе, в отношении которых действительно возможно чувствовать острую влюбленность. Ее легко реализовать или как минимум проверить на прочность, и потому такие персонажи довольно быстро из крашей переквалифицируются в людей с другими социальными ролями – возлюбленных (или friends with benefts?) или просто приятелей. Гораздо интереснее для анализа так называемые селебрити-краши: те люди из числа звезд, за которыми в силу жизни в популярной культуре можно безопасно наблюдать, но кто абсолютно недосягаем. Мы «вкрашиваемся» в их образы, а часто даже – в некий паттерн, который эти образы репрезентирует. Например, могут резко нравиться образы «деструктивного, но обаятельного чувака» (доктор Росс из сериала «Скорая помощь», Григорий Ганжа из советского телефильма «Большая перемена») или мужчины с «big dick energy» (ну и с иными гендерными аналогами такой харизмы, если они существуют).
Селебрити-краши могут быть любыми, даже «анималистичными» – в подкасте в качестве таких крашей фигурируют пес Бродяга из диснеевского мультфильма «Леди и Бродяга» или пудель Красавчик (Арамис) из мультфильма «Пес в сапогах» студии «Союзмультфильм». Вывод, к которому приходят участницы подкаста, в общем, прост: селебрити-краш – это тот, чья харизма нас привлекает. А если покопаться еще глубже – тот или та, чьи ценности, репрезентируемые в образах, поступках, кажутся нам близкими. Поэтому за чувственным влечением к крашу может стоять не только увлеченность внешностью другого, но и интеллектом, специфическим чувством порядочности и т. д. Тогда краш – этот тот, с чьим вайбом ты хочешь резонировать или реально совпадаешь. Или, говоря более конвенциональным языком, кто привлекателен потому, что хотя бы в какой-то мере соответствует твоим переживаниям.
Тут хочется добавить, что на фоне возникновения своего рода диффузных моделей гендерных ролей, избегающих бинарности маскулинного и феминного, возникает – по крайней мере, в каких-то сегментах популярной культуры – концепт «герл-краша» [93]
. Обычно им описывают женщин-селебрити, привлекающих тех, кто ищет «сильные», феминистские ролевые модели. Например, Екатерину Михайловну Шульман называют своим крашем люди самых разных полов/гендеров/предпочтений, воздерживаясь при этом от каких-либо сексуализированных измышлений. Получается, что точкой сборки крашей и соответствующей эмоциональной культуры сегодня становится не «ультимативная» маскулинность или феминность, но фьюжн из разных характеристик.