– И мы не хотим, чтобы с вами произошло что-то подобное?
– Нет, не хотим.
Он отпустил мое плечо и сделал полшага назад. Я поспешила занять свое место на диванчике у окна.
– Извините, – сказала я, покаянно опустив голову. – Я знаю, что нельзя рыться без спросу в чужих шкафах.
Бретуэйт стоял, прислонившись к картотечному шкафчику. Я заметила, что у него расстегнута ширинка (он был в тех же самых бесформенных вельветовых брюках, что и на прошлой неделе), но сейчас было явно не самое подходящее время, чтобы делать ему замечание. Я напомнила себе, что я – вовсе не я, а Ребекка Смитт, и попыталась успокоиться. Я потянулась за сумочкой, чтобы взять сигареты, но моя сумка осталась у шкафчика. Еще никогда я жизни я не ощущала такой острой потребности в никотине.
– И что же, по вашему мнению, я мог о вас написать? – спросил Бретуэйт.
– Я не знаю. Поэтому я и хотела взглянуть.
– Я и так вам скажу. Ничего.
– Ничего? – повторила я эхом.
– Ни единого слова. – Кажется, он был ужасно доволен собой. – И я скажу почему. Потому что писать совершенно не о чем. Я еще не встречал таких пустых, лживых людей. Я уже начинаю думать, что вы не та, за кого пытаетесь себя выдать.
– Я сама часто об этом думаю, – отозвалась Ребекка, довольно ловко, как мне показалось. (Она гораздо умнее меня; иногда у меня возникает мысль, что, может быть, стоит полностью передать ей бразды правления.)
– Вы стараетесь показаться опытной и искушенной, но все это – сплошное притворство. Вы пытаетесь расспрашивать Дейзи у меня за спиной. А теперь мисс Кеплер говорит, что на прошлой неделе вы подкараулили ее в парке. Кажется, против меня объединяется целая армия женщин.
– Подкараулила? – растерянно переспросила я.
Мне стало обидно, что мисс Кеплер так отозвалась о нашей встрече.
Бретуэйт оторвался от картотечного шкафчика, подтащил стул к диванчику и уселся на него верхом, прямо напротив меня. Его расстегнутая ширинка зияла, как раззявленный рот ошарашенного подростка. Я поднялась и забрала свою сумку. Закурив сигарету, я почувствовала, что ко мне возвращается присутствие духа. Ничто не раздражает сильнее, чем неутоленное желание, вот почему я стараюсь по мере возможности ничего не хотеть. Когда у тебя есть желания, ты живешь в состоянии вечной жажды. Сюда не относится пристрастие к курению. Курение можно держать под контролем: терпеть, сколько возможно, позволяя желанию медленно нарастать, а потом устроить себе разрядку одной затяжкой.
– Уж не знаю, что там у вас было, – продолжал Бретуэйт. – Но если принять во внимание ваше притворство, и попытки втереться в доверие к Дейзи, и то, что вы роетесь в моих бумагах… Вы наверняка замышляете что-то против меня.
– Я ничего не замышляю.
Он вдруг рассмеялся.
– Вы журналистка?
– Журналистка? Боже правый, конечно, нет!
Меня действительно обескуражило это предположение.
– Вы не первая, кто пытается что-то вынюхать, – сказал он.
– Уверяю вас, я никакая не журналистка.
– Тогда кто же вы, мисс Смитт?
– Я никто и ничто. Просто Ребекка, – ответила я.
Он молчал. Я почувствовала себя чуть смелее и добавила:
– И я вовсе не подкарауливала мисс Кеплер. Мы случайно встретились в парке.
– Она сказала, вы за ней следили.
– После сеанса мне надо было пройтись и проветрить голову. Откуда мне было знать, что она тоже гуляет в парке?
Бретуэйт поджал губы. Кажется, мой аргумент показался ему убедительным.
– Но вы с ней говорили?
– Да, говорили. Я ее видела в приемной и знала в лицо. Было бы невежливо не поздороваться.
– То есть вы поздоровались и ничего больше? – Он принялся растирать пальцами виски.
У меня было чувство, что меня подвергают допросу. Так я ему и сказала.
– У мисс Кеплер, скажем так, слишком буйная фантазия, – сказал он.
– Да, похоже на то.
– Я бы вам не советовал с ней связываться.
– Я не собиралась с ней связываться.
– Так о чем вы говорили?
Я пожала плечами.
– Да почти ни о чем. О погоде.
– А еще?
– Естественно, упоминалось и ваше имя.
– И что она обо мне говорила?
– Если я вам скажу, у вас появятся всякие мысли. А вам и так есть о чем размышлять.
Он озадаченно посмотрел на меня. Несмотря на мои скудные знания о мужчинах, я все-таки знаю, что все они падки на лесть. Им надо тешить свое эго. Когда муж приходит с работы домой, жене всегда нужно ему говорить, что он у нее самый умный и самый красивый. Это наш женский долг, и те, кто им пренебрегает, так и сидят в старых девах, как я.
– Если хотите знать, она сказала, что вы гений, – произнесла я таким тоном, что сразу было понятно: сама я не согласна с таким заявлением.
Бретуэйт не сумел скрыть довольную улыбку.
– Как вы сами заметили, – добавила я, – у нее слишком буйная фантазия.
– Даже в самых тяжелых психопатических случаях у пациентов бывают моменты просветления, – сказал он. – И больше вы ни о чем не говорили?
– Кстати, да. Говорили.
Он вопросительно посмотрел на меня.
– О самоубийстве, – сказала я.
Он повторил это слово почти одобрительным тоном.
– И как вы пришли к такой сложной теме? Когда в парке случайно встречаются две молодые женщины, они обычно не говорят о подобных вещах.