И хотя она лишь повторила его слова, в ее исполнении они наполнились новым смыслом. Она говорила так тихо, что Тому пришлось наклониться еще ближе к ней, чтобы расслышать. Его ухо оказалось буквально в двух дюймах от ее губ. Она произнесла каждое слово так, словно оно заключало в себе великую ценность. Было сразу понятно, чего она добивалась, но, если бы ее обвинили в кокетстве, в письменном протоколе с места происшествия были бы зафиксированы только четыре коротких, совершенно невинных слова. Теперь Тому оставалось лишь чуть повернуть голову, чтобы его губы оказались в непосредственной близости к ее губам. Ребекка прикоснулась к верхней губе кончиком указательного пальца, и, прежде чем я успела принять превентивные меры, эти двое уже целовались. От Тома пахло пивом, но само прикосновение его губ было до неприличия приятным. У меня между ног пробежала сладкая дрожь. Потом его язык проскользнул в рот Ребекки и коснулся кончика ее языка. Они напомнили мне двух собак, которые тычутся друг в друга носами. Том положил руку на колено Ребекки. Его пальцы проникли под подол ее юбки и коснулись бедра. На секунду я превратилась в Констанцию Чаттерли. Я хотела всего и сразу. Хотела униженно распластаться под тяжестью его жаркого тела. Его большая крепкая рука обхватила меня за плечи. Он притянул меня ближе к себе. Я уперлась рукой в его грудь и оттолкнула его от себя. Мое дыхание стало хриплым и сбивчивым.
Он посмотрел на Ребекку в ожидании дальнейших поощрений.
– Я хочу, чтобы ты целовал
Его взгляд заметался из стороны в сторону.
– Так я тебя и целую.
– Не Ребекку.
Моя рука по-прежнему упиралась ему в грудь. Я чувствовала, как она вздымается и опускается, словно морская волна. Он озадаченно хмурился. Ребекка мысленно выругалась.
Я назвала ему свое имя. Он недоуменно его повторил.
– Нет никакой Ребекки, – сказала я. – Есть только я.
Том растерянно заморгал и убрал руку с моих плеч так поспешно, словно я была заразной.
– Я придумала Ребекку специально для встреч с доктором Бретуэйтом, – пояснила я. – Ее не существует. Это просто вымышленный персонаж. Я не сумасшедшая. Ребекка – да, а я – нет. Я абсолютно нормальная.
Том смотрел на меня так, словно я была
– Но, Ребекка, – пробормотал он. – Я никогда и не думал, что ты сумасшедшая. Не настоящая сумасшедшая. Но даже если бы и настоящая, я бы не возражал. Я люблю сумасшедших.
– Я не Ребекка и не сумасшедшая, – твердо произнесла я.
Я потянулась к нему, чтобы поцеловать, но он меня оттолкнул. Униженная и оскорбленная, я схватила свой недопитый бокал с джин-тоником и выплеснула его содержимое в лицо Тома. Даже не глядя по сторонам, я знала, что посетители паба наблюдают за этой маленькой драмой через вход в кабинку. Гул разговоров затих. Том ошарашенно замер. Потом высунул язык и слизнул джин с верхней губы.
Ребекка внятно обозвала меня мелкой безмозглой дубиной. Я все испортила. Я принялась лихорадочно рыться в сумке, но, кроме своих замшевых перчаток, не нашла ничего, чем можно вытереть лицо Тома.
– Не слушай ее, – сказала я, промокая перчаткой его мокрую щеку. – Это была просто глупая шутка. Никакой Ребекки не существует.
Том оттолкнул мою руку.
– Очень смешно, – сказал он.
Я огляделась по сторонам. Теперь вход в кабинку напоминал раму с картиной Брейгеля. Какой-то узколицый мужчина в круглых очках старательно объяснял опоздавшим, что сейчас произошло. Еще один очевидец предлагал свою версию событий, и они с узколицым затеяли шумный спор. Над стеклянной перегородкой показалось встревоженное лицо бармена. Он спросил, что случилось.
– Ничего, Гарри, – сказал ему Том.
– Как-то оно не похоже на «ничего», – возразил бармен и спросил у Ребекки, все ли в порядке.
– Да, все хорошо, – сказала я.
Но все было плохо. Том поднялся и надел пальто со всем возможным достоинством, на которое был способен. Толпа расступилась, готовясь пропустить его к выходу. Он извинился, если вдруг чем-то меня обидел. Я была весьма тронута. Потом он сразу ушел.
Ребекка окликнула его умоляющим голосом, но он даже не обернулся.
Я уже пожалела, что выплеснула весь джин Тому в лицо. Мне отчаянно требовался алкоголь. Тут я заметила, что Том не притронулся к своей второй порции виски. Не задумываясь о том, наблюдают за мной или нет, я схватила бокал и осушила его залпом. Крепкий напиток обжег мне горло, и я сильно закашлялась, но ощутила какое-то странное облегчение. Я закурила, старательно делая вид, что меня ни капельки не взволновала произошедшая сцена. Казалось, фигура на донце пепельницы глядит на меня осуждающе. Я затушила окурок прямо на лице негодующего джентльмена. Когда я выходила из паба, завсегдатаи шептались, подталкивая друг друга локтями. В такси по дороге домой Ребекка ругала меня последними словами и не слушала моих извинений. Замшевые перчатки из «Хитона» были безнадежно испорчены. Это была моя любимая пара.
Бретуэйт IV: Переполох на Эйнджер-роуд