Я изумленно уставилась на него. Его всегдашняя самоуверенность сменилась горячечным подростковым смущением. Сегодня он надел кепку наподобие матросской фуражки, но из-за слишком густых волос она не натягивалась на голову, как положено, а торчала колом на макушке и смотрелась нелепо. Он смотрел на меня с какой-то странной тревогой. Я поняла, что, вроде бы дав ему от ворот поворот, я обрела над ним некую власть (хорошо, пусть не я, а Ребекка). Такой красавчик, как Том, наверняка не привык, чтобы с ним так обращались. И каков результат этой невольной жестокости? Он стоял передо мной как проситель, готовый омыть мои ноги слезами.
– Это, наверное, миссис Ллевелин взяла трубку, – сказала я. – Мне так часто звонят, что иногда я прошу ее говорить, что они якобы ошиблись номером.
– Ага, – сказал Том, словно это было вполне убедительное объяснение. – Мне было бы неприятно осознавать, что ты нарочно дала мне неправильный номер. – Прояснив волновавший его вопрос, он как будто стряхнул с себя всю неловкость. – Ну, раз уж мы встретились, может быть, зайдем в паб и чего-нибудь выпьем?
Я пожала плечами. Почему бы и нет? Мы развернулись и направились в сторону «Пембриджского замка». Асфальт под ногами был скользким после недавнего дождя. Том шагал, держа руки в карманах. Я обхватила рукой его локоть. Мне было приятно идти с ним под руку. Я прикасалась щекой к грубой, шершавой ткани его пальто – колючей, как папина однодневная щетина. Мы, наверное, напоминали влюбленную пару из рекламы освежителя для полости рта или плащей-дождевиков, подходящих «и для него, и для нее».
Том спросил, как прошел мой сеанс с Бретуэйтом.
– Давай не будем об этом, – сказала я.
Он серьезно кивнул:
– Да, конечно.
Я спросила, чем он занимался. Он принялся рассказывать о своих недавних проектах, но я слушала вполуха. Я как будто застряла где-то на середине между собой и Ребеккой. Я пыталась понять, кто такая Ребекка. Мы с ней, конечно, очень похожи. Она носит мою одежду. Говорит моим голосом. Хотя у нее более четкая, более резкая манера речи (я сама часто мямлю, так что люди не слышат, что я говорю). Ее мысли, по большей части, мои мысли. Разница в том, что она не боится высказывать их вслух. Я не уверена, что она мне нравится. Она слишком дерзкая и, как я понимаю, не признает никаких приличий. Если бы с ней познакомился мой отец, он не проникся бы к ней симпатией, я уверена. Но она, кажется, нравится Тому. Это Ребекку он караулил на улице. Это Ребекку он пригласил в «Пембриджский замок». Он хочет Ребекку, а значит, Ребекку он и получит.
Мы перешли через Риджентс-парк-роуд и приблизились к пабу. Том распахнул передо мной дверь и сделал вычурный жест рукой, словно приглашая принцессу Маргарет в бальный зал. Я вошла в бар. Одинокий мужчина с газетой сидел за тем же столиком у двери, перед ним стоял бокал с пивом, точно такой же, как в прошлый раз. Двух солиситоров у барной стойки сменила похожая парочка. Один из них был очень толстым, с густыми бакенбардами и в котелке, лихо заломленном на затылок. Бармен Гарри стоял за стойкой, сцепив пальцы на животе. Столик, за которым мы сидели в прошлый раз, занял мужчина, решавший кроссворд. В левой руке он держал дымящуюся сигару. Когда мы вошли, он на миг оторвался от газеты и посмотрел в нашу сторону. Кроме меня и Ребекки, женщин в пабе не было. Я решила, пусть Том сам выбирает, где нам сесть. Он выбрал укромную кабинку в глубине зала, провел меня туда, а сам пошел покупать «чем смазать горло», как он это назвал.