Случай из практики. Осколки бури

Вдобавок начальник городской стражи, Даллаль, оказывает Фергии недвусмысленные знаки внимания, и это не то чтобы делает ее достойной особой в глазах обывателей, но тоже работает на репутацию. Разве стал бы такой важный шодан привечать шарлатанку? Или хуже того, злую чародейку? Ну разве только она его самого околдовала... О такой возможности, уверен, велись жаркие споры в ойфанах!

Словом, Фергия весьма грамотно использовала людскую молву, чтобы привлекать к себе внимание. Интересно, где она этому научилась и у кого? Я подозревал - у своего прадеда. Вроде бы Флоссия упоминала, что он когда-то любил бывать при арастенском дворе и недурно разбирался во всевозможных интригах, да и теперь не растерял ни чутья, ни опыта. Очевидно, этим правнучка удалась в него, либо же старик просто хорошо ее выдрессировал...

- Вейриш-шодан! - отвлек меня от раздумий знакомый голос. - Давно тебя не было видно! Уж не захворал ли?

- С чего бы мне хворать, Итиш-шодан? - улыбнулся я, подходя поближе.

- Мало ли... День не видать, два, неделю, месяц, - покачал головой торговец. - Тут поневоле всякое подумаешь. А уж как вспомнишь, что ты с колдуньей из Проклятого оазиса якшаешься, такое в голову взбредет - аж борода поседеет!

- Выброси бредни из головы, - посоветовал я, - а то, говорят, если слишком много думать, рано состаришься. А ты еще хоть куда!

- Пожалуй, так, шодан, - приосанился Итиш, а я не удержался и спросил:

- А как твои ковры? Сумел ты найти того, кто их испортил?

Итиш выразительно взялся обеими руками за голову, вернее, за небрежно намотанный тарбан, воздел глаза к небу, потом полез под прилавок и выудил целую кипу разномастных мятых листков, исписанных и исчерканных вдоль и поперек, заляпанных ойфом, густо-красной подливой, должно быть, из плодов гарна, и маслом.

- Вот! - потряс он этими записками у меня перед носом. - Вот сколько я всего узнал, Вейриш-шодан, да только не тайну тех ковров, будь они неладны...

- А что это? - я отвел его руку от своего лица.

- О! - Итиш хлопнул записи на прилавок, выудил несколько листков, остальные придавил собственной туфлей, чтобы не разлетелись от ветра, и сказал: - Вот я узнал, кто подворовывает у моего брата-красильщика. Мы-то думали - торговец нас обманывает и подсовывает плохую краску, купили у другого - и опять то же самое! Линяют ковры, и всё тут! А оказалось, это один работник ворует и продает на сторону. Конечно, если сделать красящий раствор недостаточной крепости, то он держаться не будет!

Я уважительно покачал головой, выражая восхищение его сыщицкими талантами, а Итиш перевел дыхание и продолжил:

- А еще я узнал, что жена моего троюродного племянника ему изменяет. И с кем!

- С кем? - тут же спросил какой-то любопытный, остановившийся послушать.

- С его братом! Они близнецы, - пояснил Итиш, - поэтому Аташ мне не поверил. Сказал, всё враньё. Видели его, а решили, что это Уташ. Но у меня есть доказательства! И свидетели! Сам посуди, шодан, если Аташ был в отъезде, то как же столько людей могли его видеть с женой?

- И что случилось? - спросил я, преисполнившись самых худших предчувствий.

Супружеские измены в Адмаре обычно строго караются, особенно если уличат женщину. Мужчине-то ничего не сделают, если он ходит к шоадэ от надоевшей супруги. Правда, если он соблазнит чужую жену или проберется к шуудэ, а обиженный муж и хозяин окажется достаточно влиятельным и богатым, тут уж виновного могут и выпороть кнутом на площади, и отрубить что-нибудь ненужное, как повезет. Ну а женщину, изменившую мужу, ждет позор, и даже если он простит ее и позволит остаться в доме, она вряд ли скоро рискнет показаться на улице - соседи заклюют, а могут и камнями забросать. И это еще в лучшем случае: чаще всего изменниц выгоняют прочь, и они оседают в Нижнем городе, торгуя собой за еду. Шуудэ - тех продают, конечно, не терять же деньги...

- Эта недостойная подслушала наш разговор и успела сбежать к своим родителям, - недовольно сказал Итиш, перебирая свои листочки. - И дочку увела, ей три года всего.

- А муж что же? - с интересом спросил еще один праздный слушатель.

- Аташ, как узнал, пошел за ней.

- Ну, не томи, что он с ней сделал?!

- Ничего, - проворчал Итиш. - Не дошел, помер.

- Как так? - поразился первый любопытствующий.

- А так! Он же... - Итиш постучал себя по лбу, - решил, что Уташ ее деньгами соблазнил, он ведь и родился на полчаса раньше, и вырос красивее и умнее, и дела у него всегда шли лучше, и разбогател он раньше. Вот поэтому Аташ надел всё лучшее, перстни самоцветные нацепил, цепь золотую - мол, гляди, чего ты лишилась, на кого променяла! И пошел... А уже темнело. Вот и весь рассказ... Нашли его поутру в канаве, раздетого до нитки...

- И что дальше? - не удержался я.

- Ничего, - Итиш помрачнел еще больше. - Уташ, как родной брат и наследник покойного, взял эту недостойную себе, мол, не пропадать же вдове. С дочерью, да. Наверно, она от него, поди разбери, они же с Аташем на лицо-то почти одинаковые были... И теперь Уташ стал вдвое богаче, чем был! До чего судьба несправедлива!