Случай на Прорве

Семкин тяжело замолчал.

Максимов мысленно сравнил рассказанное со сведениями об убийстве на берегу озера. Пожалуй, многое сходится. Совпадает время, приблизительно возраст, да и многое другое. Однако он знал, как легко ошибиться, чуть поспешив, и какую непоправимую травму можно причинить родителям неосторожным словом. Ведь не исключено, что Валентина Горбачева уехала куда-нибудь со своим мужем, а скажи сейчас отцу с матерью о трупе, сразишь их наповал. Хорошо же тогда он будет выглядеть. Нет, пожалуй, говорить пока рано.

— С мужем-то как Валентина жила?

Иван Платонович вздохнул.

— Не малина жизнь ее была. Поженились они, когда Костя из армии пришел. Мы с женой, правда, не с распростертыми объятиями его встретили и Вале не раз говорили — подумай. Зла в нем много было. Притом не то, чтобы вспылил и отошел. Нет. Зло это в нем, как нарыв, ныло, покоя ему не давало. На мелочи злился. Не так посмотрели, не так встретили. Мы его характер быстро поняли, а дочка молодая, влюбилась без памяти, он и вертел ею, как хотел. Нас с женой сразу же невзлюбил, понял, что его раскусили. Года два они с нами пожили, внучка родилась, потом стал он подбивать Валю уйти на квартиру. Старики, мол, мешают, суют свой нос всюду, житья ему не дают. А ведь не было этого. Поговорил я с ним однажды крупно, когда он пьяный за полночь вернулся. Так еще больше обозлился. Старуха-то моя не очень хорошо видит, вот и решил он этим воспользоваться. Два раза открывал крышку погреба в коридоре на ее пути. Чудом не провалилась. Спрашиваю — отказывается. Я не открывал, это она сама, говорит, открыла, да забыла. Видя такое дело, не стал я их держать, хоть и дочку жалко, помог найти квартиру, да и перебрались они. Внучка с ними сначала жила, а потом невмоготу Валюше стало, некому за ней присматривать. Мы и согласились взять ее к себе.

— А как они жили, когда перешли на частную квартиру?

— Сказать точно не могу, их квартирная хозяйка лучше знает, хотя сердцем чувствую — плохо они жили. Валя к нам когда приходила, не рассказывала ничего. Стеснялась. Боялась, наверное, пенять будем: мол, говорили мы тебе, не выходи замуж, не послушалась, сама виновата. Но видел я — с дочкой забавляется, а у самой вдруг слезы на глазах. И молчит. Молчаливая она у меня. Слово из нее не вытянешь, а уж жаловаться — никогда. Понимала — ее крест, ей его и нести. Любит она Костю без памяти, — невесело заключил он.

Максимов мысленно отметил, что говорит он о дочке только в настоящем времени. Видимо, если и думал о несчастье, то уж во всяком случае не очень страшном.

— Во что была одета Валя в последний раз? — продолжал он допрос.

— Тут я ничего сказать не могу. В нарядах никогда не разбирался. По молодости еще нравилось, когда Маша моя цветастое что-нибудь надевала, но уж лет двадцать обращать внимание перестал. Это у моей старухи лучше спросить, по нарядам она у меня мастерица.

— Что же не приехала она сюда вместе с вами?

— Приболела что-то. Волнуется. Беду, говорит, большую чую. С Валюшей нехорошо. Я ее и так и эдак уговариваю — укатила, мол, куда-нибудь со своим муженьком. Она только плачет.

«Вот оно, материнское сердце. Беду своего ребенка куда острей чувствует, чем мы, мужчины», — подумалось Максимову.

— Я должен поговорить с вашей супругой, — сказал он.

— Да уж не беспокойтесь вы, — поежился от неловкости тот. — Зачем время свое занимать? Я и пришел-то просто так, на всякий случай, старуха приказала. Может, дочка уж дома давно, а вы будете ездить, зря время терять.

— Нет, Иван Платонович, придется нам поехать, дело может оказаться намного серьезней, чем вы думаете.

Уловив в голосе следователя какую-то особую нотку, Семкин больше не возражал. На душе моментально стало тревожно. Он понял, что просто так, по пустякам следователь не будет тратить дорогое время, и молча уселся в машину вместе с Максимовым.

Мария Федотовна Семкина оказалась настолько плоха, что Максимов в первый момент пожалел о своем приезде. Она лежала на неразобранной постели и стонала. Вся ее поза, небрежно смятые покрывала и подушки на фоне идеальной чистоты и порядка в доме резко бросались в глаза. Пока нашли ей какое-то успокоительное, сбегали за живущим напротив врачом, прошло не менее часа. Придя в себя, Мария Федотовна недоуменно посмотрела на Максимова.

— Следователь это, Маша, — почти касаясь губами ее уха, произнес Семкин.

— Нет ее, Валюши-то нашей, нет ее больше на свете, — прошептала она. — Сердцем чувствую — нет.

— Да что ты, Маша, глупости все это. Поехала с Костей, наверно, к его родителям в Кострому или к брату в Подмосковье. Поживут и вернутся, — успокаивал Семкин.

— Мария Федотовна, — просительно проговорил Максимов, — не волнуйтесь. Я ведь приехал к вам не потому, что с вашей дочерью случилось что-то. Нет. Порядок у нас такой. Заявление поступило — надо проверять. Вот и все. У вас лично надо кое-что выяснить. Можете вы со мной разговаривать?

Она кивнула головой.

— В какой одежде была Валентина последний раз?