Случай на станции Кречетовка (СИ)

Сергей Воронов добирался до Кречетовки "нелегалом". Ему пришлось облачиться в общевойсковую форму с одной шпалой в петлице, вместо трех, в том же звании в "органах". Правда, его удачно посадили на ближайший курьерский поезд, обеспечив беспрерывные восемь часов хода, так что доехал он без приключений. Даже порядком выспался за последний уж слишком трудно доставшийся месяц.

В тридцать восемь писать мемуары еще рановато, да и война идет не на жизнь, а на смерть, так, что воспоминания о героическом недавнем прошлом пусть подождут подходящего момента. Теперь ему поручено новое задание, суть которого старший майор Синегубов - начальник Транспортного управления излагал в течение сорока минут. В остальном капитан госбезопасности Воронов должен разобраться сам, додумать детали операции, избежав возможных подводных камней по причине неразберихи войны и ведомственной конкуренции, просчитать все так, чтобы самому не попасть в вагон некурящих. Впрочем, "регалий" уже и не жалко, главное не завалить порученное Николаем Ивановичем дело, как он понимал - заведомо дохлое для остальных сотрудников управления.

Вспомнилось, как-то отъезжая в очередную командировку, в поезде, расстилая под харчи газету (потом он больше не расстилал газет с передовицами вместо скатерти), он случайно напал на приказ народного комиссара обороны от 2 марта. В память четко врезались формулировки Верховного. Маршала Кулика обвинили в "пораженческом поведении, неисполнении приказа Ставки, несанкционированном оставлении Керчи и Ростова", в пьянстве, разврате, служебных злоупотреблениях и даже воровстве. Так, то - Маршал Советского Союза, и тот "погорел как швед пол Полтавой", а уж капитана "тайного" ведомства просто сотрут в порошок и памяти не останется. Впрочем, Серега уже и не строил иллюзий на собственный счет. Уж слишком много на его глазах оборвалось блестящих карьер, порушилось человеческих судеб людей честных, да, собственно, и невиновных в предъявленных им преступлениях.

Да ладно уж там генеральских карьер, двух его закадычных приятелей - старлеев Димку Щеглова и Степку Шубина расстреляли в тридцать седьмом по доносу одного мудака, которого самого шлепнули полгода спустя. Димку взяли дома, а Степку прямо из управления, среди бела дня. Парень держался молодцом, заверял, что произошла ошибка, разберутся и он вернется. Но его глаза, прежде широко открытые жизни, уже поменяли свой настрой. Нет, в них еще не было первородного ужаса, но уже неотвратимо вкралась внутренняя мука и грусть всеми отверженного парии.

Считается - через зрение нельзя заразиться болезнью, тут нет прямого физиологического контакта. Но бацилла страха, гнездившаяся в глазах Степана Шубина, уже проникла в Сергея, стала болезненно посасывать под ложечкой.

После ареста друзей, его часто посещала подлая каверзная мыслишка: "А, что...?!". А что, если ребята после применения спецсредств покажут на него, просто так упомянут с недомолвкой?! Понять-то их можно. Боль низводит человека до животного состояния, превращает в безвольный субстрат. Он затаенно ждал развязки, но парни не оговорили его. Спасибо им за это, и вечная память...

Как всякий чекист в те годы, капитан Воронов приучил себя помалкивать, сдерживать эмоции, внешне спокойно наблюдая произвол и несправедливость, царящие в стенах родного ведомства. Он стал меньше выпивать, вовсе избегал дружеских застолий, начисто исключил любые откровенные разговоры и тем паче душевные излияния. Да и остальные поступали так же, дураков и болтунов в органах не держали. Старая русская истина - "от сумы, да тюрьмы не зарекайся", - для чекиста имела особый смысл, "домоклов меч" внезапной, а порой и необъяснимой кары был, пожалуй, главным атрибутом той профессии. Но видно судьба берегла его.

И вдруг 15 декабря 1938 года! Причина способная выхватить не только из обыденной жизни и забросить на тюремные нары, но и стать весомым поводом крайней меры. Имя этой причины - Чкалов! Оставалось, только Бога молить, чтобы пронесло...