Случай на станции Кречетовка

— В таком случае, дави на то, чем грозит неподчинение старика для родственников. С родней старика случится то, что страшно представить… По живому располосуют — и взрослых и деток. Так что… пусть не сволочится… И примет такую участь, как должное за прожитую скотскую жизнь, без возражений и попыток извернуться. Лошаку же лучше будет, спокойней, сразу отмучается раз… и навсегда.

Разведчик подробно рассказал солдату, как организовать сам акт самоубийства. Разумеется, произойдет повешение, другое даже не обсуждается, яда у агента на такой случай не имелось, да и было лишним. Чтобы на первое время самоубийство выглядело правдоподобно, Пахряеву предстояла ночью изготовить из нательной рубахи, разодрав ту по швам, висельный жгут достаточной длины. Убедив Лошака повеситься, передать урке готовую петлю и рваные лоскуты, в обмен на собственное белье арестанта.

А потом, удостоверясь, что Конюхов похарчился, следует хитростью покинуть пост и сбежать из оперативного пункта. В шестнадцать часов Ширяев будет ждать бойца в кустах, на задах стройучастка, где передаст тому новые документы, нужные адреса и обещанное вознаграждение. Ну, и естественно, пусть парень подготовится к полной перемене собственной жизни. Денег солдату и так перепало дай бог каждому… так что не пропадет… А за мать пусть не беспокоится, пусть за старушкой заботится сестра, живущая в соседней деревне. Потом той Ширяев подкинет деньжат, якобы Виктор переслал… Таким образом, выбора у парня нет… Уж лучше будет так, а не хуже…

С Виктором Пахряевым, рядовым бойцом кречетовского оперативного пункта дорожного отдела, Роман Денисович познакомился с год назад. Прошла только неделя, как Германия напала на Россию, немецкая армия быстро продвигалась на Восток. 28 июня русские сдали Минск, 30 июня сдали Ригу. Немцы прорвали линию Сталина по старой границе, началась эвакуация из Москвы оборонных предприятий и государственных учреждений.

Пахряева, приписанного к НКВД, на фронт не мобилизовали, так как у сотрудников транспортного управления в разы прибавилось работы, и каждый боец был на счету. Виктор, конечно, понимал, что судьба благосклонна к нему. Одно дело рыскать по составам, выискивая подозрительные личности, прочесывать станционные пути, брать за химок отставших от эшелона солдатиков и конвоировать задержанных граждан в городской отдел. Другое дело подставить собственный лоб под шальную пулю в открытом бою. Да и поек и льготы в оперативном пункте подходящие, получше комендантских и милицейских, — полный карман. Так что парень с маманей не сильно бедствовали, даже подкармливали семейство сестры, жившей неподалеку. Сестрина мужа тракториста МТС, разухабистого весельчака и злостного матерщинника сразу забрали на фронт. Ясно дело — в танковые части, где зять и сгинул, похоронка пришла в лютый декабрь, когда еще было не ясно, устоит ли Москва или нет. Но это будет позже. Люди втянулись в тяготы военных будней, стали свыкаться с чужой болью и горем. Да и своя беда, на фоне всеобщей скорби и неопределенности, считалась уж не столь фатальной.

Было начало июля, казалось природа назло людским страданиям, вопреки страхам и ужасам, привнесенным войной, отдаривала человека прелестью земного бытия. Вот и Виктор, чтобы утолить томившую в жаркий полдень жажду, заскочил в орсовскую столовую — попить пивка. Тогда еще не истощились довоенные пивные запасы. Солдат предусмотрительно взял сразу две кружки. Парень не обратил внимания, что за соседний столик подсел пожилой железнодорожник, в парусиновом белом кителе.

Само собой откровенно разговорились, расслабились в легком пивном подпитии. Железнодорожника звали Романом Денисовичем, тот показался солдату начитанным, необычайно умным и отзывчивым человеком. Виктор безудержно разболтался, забыл плакатную истину «Болтун находка для шпиона». Да и о чем речь, ведь собеседник, судя по шестиугольникам в петлицах, благопристойный советский человек…