Днем назад Воронов вымолил "добро" комкора и повел в атаку сборный полк сорок седьмой дивизии, надеясь пробиться в Теруэль. Многое двигало тогда Сергеем, но главной причиной стала Палома, желание спасти любимую девушку. Однако вражеским пулям чужды благие мотивы вероятных жертв. Сергея тяжело ранило в надплечье, истекающего кровью майора-республиканца увезли в тыл, и потом переправили Барселонский госпиталь. Но сполна исцелиться в Испании так и не пришлось, Цикановский отозвал старшего лейтенанта в Москву, видимо боялся, что могут "вообще залечить"…
В раннее мартовское утро, под сводами Французского вокзала Барселоны, раздался звонкий девичий голос:
— Команданте, команданте!
Сергей оглянулся. К нему, протискиваясь сквозь толпы отъезжающих, спешила Палома. Он не мог себе поверить, она ли это — его Голубка, живая, в форменном платье, с букетиком алых гвоздик в руке.
О чем они говорили тогда?.. А может молчали, устремив взоры и тщетные помыслы друг на друга. Он ничего не помнил. И лишь, когда она поцеловала его на прощанье, он обнял ее и прошептал:
— Lo siento y adiоs, mi amor (прости и прощай, любовь моя)…
Она тихо заплакала, да и его прошибла горькая слеза.
Им никогда не быть вместе, никогда…
Осталась только песня (Воронов потом отыскал перевод на русский):
— Товарищ майор, — громкий голос Алтабаева вывел Воронова из мечтательного оцепененья — наши собрались…
Сергей встрепенулся, поднялся с планшетки, заткнутой под зад в качестве сиденья, повел плечами, разгоняя затекшие мышцы.
— Какие дела сержант… — ребята в засаде ничего не сообщали?
— Молчат пока… Тут я, товарищ майор, велел бойцу забраться на огроменный тополь и следить в бинокль за другим берегом Паршивки, — парень почесал затылок. — Пойменный луг как на ладони, но на бугре — сквозь плотный дубняк ничего не различить.
— Молодец сержант, оперативно сообразил, — похвалил Воронов, и в размышлении произнес: — Но думаю: в приречных кущах немцу не отсидеться, перекантует малость и двинет дальше… Только вот куда гад попрет? — закончил он тихо, надеясь, что Ширяев станет отходить назад, к Кречетовке.
— Вот и ладно! — Алтабаев воспрянул духом, не расслышав последние слова Сергея. — Дальше там колхозные поля до лесочка Дубровка, ровные зеленя четко просматриваются. Нормально видать также дорогу со стороны Зосимова, — и солдат, сотворив простецкое выражение, поинтересовался. — Товарищ майор, группа московского лейтенанта со стороны села поедет, — и, как бы уточняя, с хитрецой прибавил, — или как?..
Воронов, поглядел на циферблат Кировских, прикинув в уме, ответил:
— По моим подсчетам лейтенант Юрков скоро появится на той грунтовке. Другого пути у него нет… — и косо взглянул на сержанта. — Да чего спрашиваешь, будто сам не знаешь? Смотри Алтабаев… тут не до шуток…
— Виноват, товарищ майор, не сообразил сразу, — и уже по уставу. — Разрешите узнать у дозорного, что там происходит…
— Да, пойдем вместе… — Сергей и не думал сердиться на расторопного Тэошника.
Командир и солдат продрались сквозь буйно разросшиеся кусты, и вышли к толстенному тополю, возрастом лет под семьдесят. Нижние толстенные ветви усохли и местами обломались, но разлапистая верхушка еще густая и зеленая.
Воронов задрал голову вверх и, наконец, различил бойца, словно диковинная птица, примостившегося в зеленом гнездовье.
— Как храбрец туда забрался, — удивился Сергей, — ствол-то в два обхвата?
— Сразу видно, товарищ майор, что вы не сельский, — улыбнулся хитрющий Алтабаев, — тут деревенская сноровка нужна.
— А почем знаешь, ты, Алтабаев, откуда родом будешь?
— Из Предуралья, там, в Башкирии лесища ни чета здешним… — протянул сержант с гордостью, потом пояснил, указав рукой поодаль. — Приставили палый ствол с ребятами, по нему и взгромоздился как белка.
— Да, молодцы, ничего не скажешь! — похвалил Воронов. — Ну, давай, выходи на связь, — добавил шутливо.