Случай в Москве

Рьяно взялись поправить. Кто-то из ребят наклонил корыто с остатками пунша, другой подставил стаканы. Встряхнули. Пролили мимо. Развеселились еще больше.

– Ах, дьявол!

– Ничего! Добра полно! Вон. Хоть топись.

– С собой все равно не забрать.

– Куда?

– На тот свет?

– Кому как. Судьбу знать не дано.

– Одно известно наверняка: завтра выходим из Москвы. К чер-р-ту. Надоела.

Мурин сквозь дым прошел туда, где они махали стаканами, покачивались всем телом, мотали головами, но никак не могли сдвинуться с места. Вдоль стены стояли батареи бутылок, краснел на горлышках сургуч. Утопиться или нет, но наполнить модную ванну на львиных ножках вполне хватило бы. Едва ли не больше бутылок валялись и стояли как попало – уже пустые.

Над его плечом повисла красная физиономия, задышала сивушным духом:

– Лей не жалей. Покрепче.

– Сиди, красавец. Я сам смешаю. – Мурин взялся за горлышко.

Тем временем набрякла новая потеха. Корнет Малиновский и юнкер Кареев стали собирать пустые бутылки. Угадав замысел, еще несколько человек бросились на помощь. Составить бутылки батареей друг на друга оказалось заковыристым делом. Башня то и дело рушилась, производя оглушительный звон и вызывая всеобщий хохот.

Мурин подал стакан Изотову. Тот просиял, взяв, поднял его:

– Эх, дружище, выпьем за мою свободу, покуда она есть. А когда не будет, жалеть не стану!

Толкнул своим стаканом стакан, который держал Мурин. Пунш плеснул тому на куртку. Изотов живо запрокинул свой стакан, над распахнутым воротом показался кадык – дернулся, остановился. Мурин не сводил глаз с лица. Изотов медленно отнял стакан, на лице его было недоумение. Мурин стал смотреть, как возводят бутылочную батарею.

– Что за дьявол? – пробормотал Изотов.

Мурин повернулся, бросил:

– А я думал, ты будешь рад. Все-таки золотое.

Изотов сжимал пальцами кольцо. Даже в сизом от дыма полумраке было видно, как он побледнел.

– Ибо в качестве венчального оно тебе вряд ли дорого.

– Что за чушь! Оно не мое. – Изотов бросил кольцо на пол.

Оно звякнуло, Мурин не видел, куда упало.

– Не твое, верно. Это кольцо мадам Бопра.

– Я такой не знаю.

– Зато знают в церкви на Песках. В… На Арбате. Ведь это там вас обвенчали в тот день, что выгравирован на кольце. Тайно – никто и не узнал, что она стала мадам Изотовой.

Изотов вперил в него взгляд:

– Здорово тебя развезло-то. С одного стакана.

Мурин поставил стакан на пол:

– Красивая внешность недолго радует, если приданого шиш, да? В этом причина? Подвернулась богатая невеста, но вот беда – ты был уже женат, так неудачно.

– Ты просто дурак.

– Ага. На это ты и рассчитывал. В твоем плане мне предстояло сыграть свою роль. Роль олуха. Который подтвердит твои слова. Но вышло иначе.

– Я устал слушать этот пьяный лепет. – Изотов заскреб ногами по полу, чтобы встать.

Мурин толкнул его обратно:

– Сядь!

Тем временем батарея бутылок выросла, превратилась в пирамиду. Кареев, встав на цыпочки, пристроил последнюю бутылку – на самый верх. В стеклянных боках и горлышках отражались мелкие оранжевые блики от огня в камине. Они придавали батарее сходство с рождественской елкой. «Отчего Арман говорил про удовольствие?» Мурину было грустно.

Он наклонился к Изотову, схватил за плечо. Со стороны могло показаться, что болтают два приятеля.

– Ты назначил жене встречу. Потащил меня с собой, пользуясь тем, что я не знаю города. И когда я признался тебе, что не всегда слышу, ты и этим воспользовался. Втер мне, что слышал женский крик. И я тебе поверил! Как поверил и в гранату. Видишь ли, я никогда не попадал под гранатный обстрел. – Он пожал плечами. – Повезло. Но саперы мне растолковали, сколько мгновений между броском и взрывом. Осколки по всему дому тебе были не нужны, а только дымовая завеса. С этим все вышло гладко. Что ты там взорвал? Пороховой пакет? Я прав?

– Эй вы там! – окликнули их. – Не хотите?

Все уже стояли вокруг стеклянной башни. Соколов мерил шаги, остальные дружно считали:

– Семь… восемь… девять…

В руке у Соколова был пистолет.

– Мы сейчас! Идем! – пообещал Мурин.

А те продолжали:

– …десять… одиннадцать…

– Потому что ты олух и есть, – прошипел Изотов. – Кретин. Что ты несешь?

– Знаешь, Изотов, меня задело в этом всем вовсе не твое мнение о моих умственных способностях. Бог с ними. Но как ты мог? Ведь она тебя любила. Любила по-настоящему.

Изотов отшатнулся:

– Что ты об этом знаешь?

– Ты знал, что Москву оставят, и велел ей остаться в городе, иначе бы она этого не сделала. На какую жизнь ты ее обрек? Сносить подозрения остальных. Рисковать каждый час быть ограбленной, изнасилованной, убитой. А может, на это ты и рассчитывал? И обманулся. Она выжила. Ради тебя. Чтобы дождаться тебя. Снова увидеть тебя. Я одного не могу понять: неужели деньги значат больше, чем такая любовь?

Бахнул выстрел, зазвенели осколки, все заухали, загукали, Соколов выматерился:

– Ремиз!

От башни отлетел угол. Сама она даже не покачнулась.

– Отлезь! Сейчас я тебя научу стрелять! – С пистолетом, качаясь, точно на палубе в шторм, вперед вышел Батеньков.