Случай в Семипалатинске

— Папа, как же ты явишься в притон? Кем себя выставишь? Это опасно и бесполезно, незнакомого человека туда и не пустят!

— Поучи меня заходить в притоны, — засмеялся сыщик. — Тридцать лет этим занимаюсь. Ну, двадцать восемь…

— И все-таки, как?

— Я привез с собой гримерное депо. Превращусь в старичка-ветерана, это давно наработанный типаж, всегда он меня выручает. Приду в заведение перекусить. Обычно народ там сердобольный, нальют дедушке и послушают его рассказы про стародавние походы.

— Какие походы? — не понял Ботабай.

— Про Кокандский главным образом.

— Почему именно про Кокандский?

— А я медаль такую купил, в ломбарде. Понял, что пригодится, и прихватил. Вот и испытаю ее наконец.

Он сходил за чемоданом, порылся в нем и выложил солдатский Георгиевский крест четвертой степени и медаль «За покорение Ханства Кокандского».

— Вот. В здешних краях вполне обыкновенная вещь.

Награда пошла по рукам. Медаль из светлой бронзы на потертой георгиевско-владимирской ленте вызывала разные чувства. Подпоручик прочел на реверсе:

— Тысяча восемьсот семьдесят шестой год. Тебе тогда было девятнадцать лет. Чуток грима, не нужно особенно и стараться.

— Запомни на всю жизнь: когда идешь к черту в пасть, нужно очень-очень стараться. Готовиться с полным усердием, иначе можно и не вернуться.

В голосе сыщика прозвучало раздражение. Чунеев виновато промолчал, а отец его добавил:

— Гримироваться лучше стариком, такой не вызовет страха или опасения.

— А ежели захотят за бороду потянуть? — хмыкнул денщик.

— От меня зависит, захотят или нет. Если не дам повода, никто и не подумает. Дюжинные гайменники из глухой степи… Им и в голову не придет, что может явиться сыщик в гриме по их душу.

— А крест тоже из ломбарда? — спросил Ботабай.

— Нет, крест мой собственный, за турецкую войну.

Денщик с аргыном посмотрели на Лыкова по-новому.

— Грим я сделаю и роль сыграю, — продолжил тот, — но вы должны помочь. Явился старик, которого никто раньше не видел, да в такое опасное место. Почему именно туда? Откуда взялся? Давайте вместе думать. Где ваше «Беловодье» находится?

— На краю города, позади кузниц, — начал рассказывать Ганиев. — Это огнеопасное место, простые обыватели его избегают. Но есть любители дешевизны. И в последнее время там вырос поселок бедняцких домов для нищебродов. Так это по-русски?

— Так.

— Пивная «Беловодье» у них как штаб-квартира. Народ за кузницами селится неразборчивый. Обретаются с утра до вечера: и воры с налетчиками, и просто пьяницы.

— Характер заведения понятен. А откуда я взялся?

— Ты, точнее не ты, а ветеран, приехал из Павлодара, — стал рассуждать Лыков-Нефедьев. — Поутру, на телеге с арбузами. Мы тебя подсадим на такую телегу у последней станции почтового тракта. Вот дедушка ходит, осматривается, может, кто копеечку подаст. И заперся наугад в «Беловодье».

— А за каким чертом я, старый пень, явился в Семипалатинск?

Тут заговорил Павел Балашов:

— Я знаю, за каким. К нам в Джаркент однажды пришел такой же, только он был с палкой. Сам видал, как на улице ему алтын подали. Разговорчивый был — страсть. Так вот, дедушка сказал, что пробирается к снохе в Зайсан, через добрых людей, от пикета к пикету. Там подвезут, тут подкинут… И не столько по необходимости, сколько от скуки.

— К снохе в Зайсан… — повторил Алексей Николаевич. — А я могу, к примеру, в Усть-Каменогорск к сыну.

Так постепенно они создали легенду. Затем Лыков, загримировавшись мещанином, съездил с Балашовым и Ганиевым в Семипалатинск. Они провели рекогносцировку. В саму пивную не пошли, но мимо прогулялись. Так себе заведение: у порога двое мастеровых дрались, еще один лежал в тени под забором.

Сыщик обошел окрестности, будто бы в поисках съемной комнаты. Самозахват очень распространился в городах, власти были бессильны бороться с этим. Неимущие селились на окраинах, у границы города, а то и за его пределами. Без покупки земли, без утверждения строительной инспекцией проекта они возводили конуры и жили в них годами. Стоило появиться одной такой, как рядом вскоре вырастала целая улица. Ничего не попишешь — квартирный кризис. В конце концов городские власти пошли на уступки. Выселок за кузницами, уже получивший название Нахаловка, разделили на участки и стали продавать их беднякам. Причем не всяким, а лишь тем, кто родился в Семипалатинске или прожил здесь не менее пяти лет. Бедняки и набежали… Слободка разрослась, домов в ней насчитывалось уже под сотню. Строения были неказистые, в большинстве своем саманные. Выгребы в них никто не чистил, на улочках грудами лежал мусор. Обитатели составляли одну сплоченную среду, враждебную полиции. Подходящее место для притона.

Глава 6. В чертовой пасти