Случай в Семипалатинске

— По виду дунгане, — предположил полицмейстер. — Хотя… Черт их разберет.

Ночь Алексей Николаевич провел в полубреду, ему снились кошмары. Будто бы Настя с Николкой отбиваются от полчищ врагов. Он пытается им помочь, а они его прогоняют, говорят: ты уже старый, отдохни, мы сами как-нибудь…

Утром сыщик пришел в присутственные места с красными, как у пропойцы, глазами. Геннадий Захарович выглядел не лучше. Он протянул гостю бланк телеграммы.

— Читайте. Только что пришла.

Осташкин сообщал, что ночью на клеверах нашли тело купца Тайчика Айчувакова. По всем признакам, это был тот самый кашгарец, личность и местопребывание которого Лыков просил установить.

— Что такое «на клеверах»? — спросил коллежский советник у подполковника.

— Местность на окраине Верного. Между Татарской слободой и Казенным садом. Пойма двух соседствующих речек, Алматинки и Казачки. Раньше там были выпасы. А в последнее время начали строить дома.

— Мне надо туда.

— Выезжайте немедля. Дам десять семиреков[53]. Анастасию Сергеевну прихватите.

— Через час буду с вещами на плацу.

Лыков побежал к сыну и рассказал ему новость. Тот был поражен.

— Быстро сработали.

— Но как они узнали? — развел руками питерец. — Ведь сведения, полученные от Токоева, держались в секрете.

— Что знают двое, то знает свинья, — привел старую поговорку подпоручик. — Кто был осведомлен?

— Ты, я, Малахов, Рамбус, Штюрцваге, Ганиев и Забабахин. Семеро.

— Ты на кого грешишь? — спросил сын.

— Да ни на кого! Все свои, надежные. Разве только подъесаул?

— Папа! Он тебе жизнь спас! Ты забыл?

— Тогда Рамбус.

— Ни за что! Он порядочный.

— А Штюрцваге?

— Вроде тоже…

— И кто же предатель, черт раздери? Телеграфисты? Я закодировал экспресс. Остается только одно: измена в Верном, в окружении вице-губернатора. Чиновники канцелярии расшифровали текст, он повалялся на столах, дошел до полицейского управления, где его увидели еще десятки людей…

— А в тюремном замке не могло случиться утечки?

— Маловероятно. Протокол допроса я забрал с собой, никому из администрации не показывал. Писал его сам. Разве что глупый таранча разболтал в камере. Но как оттуда дошло до здешнего резидента? За одну ночь!

— Теоретически такое возможно, — возразил подпоручик.

— Возможно. И мне хотелось бы подозревать чужих, а не своих. Но следует изучить все версии.

— Самая правдоподобная та, что изменник в Верном.

— Да. Надо искать концы там. А ты сиди, жди, пока я разберусь. Жалко Ботабая, он не сможет теперь помочь в дознании. Где остальные? Где Сабит Шарипов, Даулет Беккожин? Мне нужны помощники, знающие Верный.

— Сабит будет здесь вечером, я вызвал его из Семипалатинска. Дождись, завтра уедете вместе. И Настю отвезете к отцу.

— Как она? — осторожно спросил Лыков.

— Неплохо после такого переплета. Ведь вас едва не убили. А Жуму наповал… Но как ты догадался?

— О чем?

— Что надо взять винтовки. Что засада в барханах. Я так не умею.

Алексей Николаевич задумался:

— Бог знает… Лишь иногда бывает предчувствие. Много раз ничего такого не случалось, и я попадал в передрягу.

Он встал:

— Значит, жду вечера? Хорошо. Будет время проверить одну версию.

— Какую?

— А сам не догадываешься? Вдруг сигнал устранить Тайчика все-таки пошел отсюда? Он мог дойти до исполнителя в Верном только одним путем — по телеграфу. Хочу посмотреть исходящие депеши.

Коллежский советник предупредил Малахова, что его отъезд откладывается до завтра. Сообщил об этом Анастасии, которая сидела на своем бауле. И отправился в почтово-телеграфную контору.

Там сначала у сыщика вышел инцидент с начальником. Тот глянул в полицейский билет и отказал в доступе к корреспонденции. Причем в вызывающем тоне. Лыков неоднократно встречался с подобным и уже знал, как себя вести. Он вынул из кармана записную книжку и «регуляр»[54], свинтил колпачок, занес перо и спросил «полицейским» голосом:

— Как фамилия?

— Для чего вам моя фамилия? — продолжил ерепениться почтовик.

— Чтобы со службы выгнать. Туркестанский край с тысяча восемьсот девяносто второго года на положении усиленной охраны.

— И что с того?

— Губернатор своей властью может заменить любое должностное лицо, противящееся исполнению распоряжений.

На лице либерала мелькнуло сомнение. Питерец продолжил тем же ледяным тоном:

— Чиновник особых поручений Департамента полиции требует выемки телеграмм, необходимой для поимки важных государственных преступников. А какой-то там… препятствует.

И рявкнул на всю контору:

— Как фамилия?!

Через минуту он уже разбирал копии. За вчерашний день из Джаркента в Верный ушло восемьдесят шесть депеш. Нужная Лыкову оказалась отправлена утром, одной из первых. Она была адресована предъявителю десятирублевого билета за номером РГ 171868. Текст гласил: «СРОЧНО ОТОЗВАТЬ ДОВЕРЕННОСТЬ ДЕВЯТНАДЦАТЬ ДРОБЬ ТРИ». Подписи не было.

Алексей Николаевич расспросил телеграфиста, принявшего экспресс, но тот не смог вспомнить отправителя.

— Помилуйте, ведь их сотни через мои руки проходит. И вчера было, не сегодня. Помню лишь, что отсылал какой-то таранча. Они все на одно лицо.