Подлетаю к нему со спины, дёргаю за майку. Он, ничего не понимая, оборачивается, падает на меня, оступившись. Я уже заношу зудящий кулак, желая разбить ему лицо. Мало тогда было, мало! Нужно ещё!
И бью. Всё в удар вкладываю.
Боль. Гнев. Злость.
Падает на пол. Жуткое удовлетворение пронзает всё тело. И я хочу ещё. Снова и снова бить его, да только… не поможет. Я засажу его за решётку на всю жизнь. Посмотрим, как его папочка будет его оттуда вытаскивать!
– Ты охренел? – выпрямляется, сплёвывает кровь, а я хватаю его за грудки и одним резким движением вбиваю в дверцу шкафа.
– Это ты охренел, Тихомиров, – чеканю каждое слово. – Ты бросил нуждающуюся в медицинской помощи девушку. Одну. Из-за тебя она потеряла ребёнка!
Нет. Не из-за него. И я это прекрасно знаю. Но эти слова сами рвутся наружу.
Пытаюсь скинуть вину на него, потому что до сих пор не могу принять тот факт, что она больше не беременна.
Я виноват.
Принимаю это и истерично ищу виноватого, хотя мне достаточно посмотреть в зеркало – и я его увижу.
Искать не нужно.
– Зачем? – хриплю, тяжело дыша. Нельзя его убивать – слишком легко отделается. – Из-за какого дерьма ты к ней привязался?
– Из-за тебя, – улыбается до белых зубов, которые окрашиваются в красный из-за льющейся из носа крови. – Ты всегда бесил. Успешный весь такой, сам всего добиваешься. Мелькаешь, не переставая. Да мой папаша тебя всегда в пример ставил.
Кривится.
– «Вот Беркутов в свои тридцать глава. А вот Беркутов уже в Европу вышел, а вот…» А вот задрал ты меня уже! Всё тебе! Ты даже девчонку у меня забрал!
– Миру? – выпаливаю. Да, я знал, что они общались. Но взял я её себе не из-за этого!
– Да-а-а, – довольно тянет. – Она ведь мне нравилась. Я думал, с работой закончу, может, что и получится. А когда она сюда переехала – понял, что надо брать. Судьба. А оказывается… Ты, тварь. Невеста твоя. Первый забрал.
– Что? – сильнее сжимаю пальцы на его рубашке.
Бред.
Делать всё это из-за мести? Причём настолько долбанутой? Зависть! Тупорылая зависть засела в его башке, не вылезая.
Я знал, что у людей дохрена тараканов, но не настолько.
Мне никогда таких не понять. Его отец сравнивал его со мной, а в итоге пострадала Мира?
Кулаком осознанно разбиваю его лицо. Второй удар в живот. Куда вижу, туда и попадает. Остановиться не могу, увлекся до такой степени, что дверца шкафа ломается, и Тихомиров вместе с ней падает в углубление, а затем скатывается и падает на пол.
Делаю шаг назад.
Пытаюсь отдышаться.
Хотел бы ему быстрой смерти – ещё несколько ударов, и точно труп. Он уже и так без сознания, с закрытыми глазами. И в этот раз он не отделался просто слегка разбитым лицом.
Достаю телефон из кармана, пытаясь выровнять дыхание.
Безумие накрывает. Я никогда свои эмоции, вышедшие из-под контроля, не мог обуздать. Из-за вспышек агрессии всегда проблемы были.
Думаю о Мире. Сердцебиение приходит в норму. Потихоньку.
Подрагивающими пальцами разблокировал телефон. Звоню другу, который работает в полиции, и с которым уже обо всём договорился. А сам падаю на диван. Смотрю на трясущиеся руки.
Только сейчас понимаю, что всё.
Нет больше ребёнка.
Не будет контракта.
Ничего.
Она сможет уйти.
И этого сейчас я не хочу больше всего.
Эпилог
Смотрю на свои дрожащие пальцы, пытаюсь понять, где реальность, а где сон. Быть этого не может. Пусть слова врача окажутся ложью, или я снова упаду на подушку и усну, пожелав, чтобы всё происходящее стало лишь кошмаром.
– Мне жаль.
Замершая беременность, выкидыш…
Лучше бы я дальше провалялась под успокоительными, чтобы не слышать этих безжалостных слов.
Дотрагиваюсь до плоского живота. Если раньше он был маленький, округлый, то теперь абсолютно ничего. Понимаю, почему не чувствовала нашей связи, оборвавшейся так внезапно. Почти целую неделю я ходила в неизвестности, надеялась на хороший исход, а теперь…
Пусто.
Нет ничего.
Ни моей малышки, ни эмоций.
Зато море слёз, стекающих по щекам, я могу собрать в чашу, заполнив её до краёв.
И улыбка. Странная от неверия улыбка на губах. Я истерично выдаю какие-то звуки, снова поглаживаю пустоту через медицинскую сорочку. Вот-вот накроет. Пока до мозга доходит не всё. Но ещё чуть-чуть…
Где-то раздается детский плач – мимолётный звук, проскальзывающий мимо моих закрытых дверей. Но даже так я слышу этот раздирающий душу крик. Крик не моего ребёнка. Чужого.
Моего больше нет.
Можно выкинуть те купленные в мимолётном порыве вещи. Чепчик, ползунки. Те розовые кусочки ткани, от которых умилялась, пока сердце сжималось от боли.
Чего боялась – то и получила.
Не будет ни присыпок, ни запаха салфеток, бархатной кожи. И возгласов: «Смотри, она сама держит головку!».
Проклятье! Как же я ненавижу эту грёбаную жизнь! За то, что даёт шанс, надежду, веру, а потом стирает всё одной секундой.
Хочется реветь, метать и крушить, лишь бы боль утихла. Стало легче.