Случайная невеста для олигарха. Любовь рядом

- Какой? – спрашиваю из вежливости, опуская чайную ложечку в кружку, лишь бы занять хоть чем-то руки. 

- Приехали мы в Париж вдвоем, - продолжает улыбаться загадочно Динара, - а вот вернулись втроем. Мягкий смех слетает с ее полных губ. 

- Как это? - срывается с губ, прежде чем успеваю подумать. Заливаюсь густым горячим румянцем, когда догадываюсь, на что намекает хозяйка усадьбы. 

- Первый ребенок — это так волнительно, – продолжает Динара Исаевна, не замечая моей неловкости. - Как сейчас помню, не могла найти себе места от счастья. Сын! Наследник. 

- Да, непередаваемые чувства, – подхватывает разговор мама, задумчиво прокручивая золотой браслет, на тонком покрытом искусственным загаром запястье. – Золотые времена. 

- Как же время быстро летит, - искренне сокрушается Динара. - Помню себя совсем молоденькой невестой, как мы гуляли с Мансуром под ручку вдоль узких улочек Бонн- Нувель и вот - я уже скоро стану бабушкой. 

Время как будто останавливается. Все, что я вижу - это обеспокоенное лицо Давида. В его черных глазах больше нет так возмутивших меня искр веселья. Красиво очерченные губы плотно поджаты, а на скулах перекатываются желваки. 

- Да ты что? – удивляется моя мама, не скрывая эмоций. - Ангелина беременна?

Глава 7

Мирьям

Я почти на физическом уровне чувствую, как вся кровь отхлынула от лица.

 Резко поворачиваюсь к Динаре Исаевне, словно мазохистка впитываю, как губка, каждое неосторожно брошенное женщиной слово. 

Где - то глубоко внутри,  клокочет и поднимается  самая настоящая паника. На лбу выступил холодный пот, будто маленькие прозрачные бисеринки. Это же не может быть правдой?! Бред! Это ошибка!

– Да, я скоро стану бабушкой, – сияя темно – карими глазами, Дарина Исаевна смеётся приятным переливчатым, словно колокольчик смехом. — Оль, не могу перед словами, как я рада!

Но я уже ничего не слышу, в ушах будто наяву звучит громкий оглушающий похоронный марш. Между прочим исполнение, которого, повиртуознее даже, чем у самого Фредерика Шопена.  

Мечты срываются, летят куда-то в пропасть и разбиваются в дребезги под моими ногами на мелкие острые  окровавленные осколки. Все кончено.

 Максут не бросит эту белобрысую дрянь, которая наверняка забеременела специально. Я уверенна, что так и было. Коварная ведьма охомутала  своими лживыми сказками моего Максута! Заморочила голову! Уголки губ скорбно опускаются, когда я понимаю, что Садулаев останется с Макаровой. Он не из тех, кто может бросить своего ребёнка. 

Мне бесконечно обидно за себя, когда вижу, то, как моя мама благосклонно улыбаясь, расспрашивает Динару Исаевну о состоянии здоровья Ангелины Макаровой. 

В груди жжет от предательства. Ведь все эти дни, я поддерживала ее, как могла, а она…

— Помню, когда была в положении Мирой, испытывала непреодолимую слабость к темному горькому шоколаду, - смеётся мама, с улыбкой качая головой, — вот тогда то, Руслан и предложил назвать дочку Мирьям – горькая.

Суставы пальцев пронзает острая боль. Я опускаю взгляд и только сейчас замечаю, как крепко сжала в ладони серебряную вилку, которая до этого лежала рядом с моей пустой тарелкой. Ком тошноты необратимо  подкатывает к горлу. И правда горькая. Судьба - моя горькая.

- Извините, я выйду, -  сама удивляюсь тому, как спокойно произнесла эти слова, даже  не дрогнув в голосе. Несколько пар глаз обращаются в мою сторону. С губ мамы медленно сползает улыбка и вдоль лба появляется продольная морщинка. А я ведь предупреждала ее, что нельзя пропускать ни одной процедуры филлеров по графику. Боже, о чем я только думаю?! У Максима будет ребенок, а значит он спал с этой…целовал ее, ласкал. Перед тем как выскочить из-за стола, у меня вырывается громкий всхлип. Такой жалкий, что, не смея поднимать глаз, я несусь мимо Давида, нечаянно задевая ногой стул. Отлично! Теперь будет синяк.

Но боль в ноге, совершенно не идет ни в какое сравнение с тем, что я чувствую на душе…Только меня не сломить. Я уже давно знаю, что такое боль. Сначала тебе кажется, что ты ее просто не в силах вынести, а наделе привыкаешь ко всему. Даже к пожару в груди, пламя, которого танцуя и извиваясь, раз за разом лижет истосковавшееся сердце. Сколько раз Катька говорила, что я люблю не Максима, а само чувство влюбленности, но я не согласна! Ведь судя такой логике, моим объектом обожания, мог бы стать любой…Тот же Давид.

Смахиваю  поспешно соленые слезы с щек и быстро поднимаюсь по крутой мраморной лестнице вверх. Еще не хватало, чтобы меня в таком состоянии увидел кто-нибудь из прислуги. Мирьям Юсупова должна при любом жизненном раскладе выглядеть на высоте.

На втором этаже, растерянно замираю у двери гостевой спальни. Воспоминания о проведённой ночи с Давидом, обрушиваются на меня, словно безжалостный кулак боксера.

Как он тогда сказал мне перед тем, как я, выскочив в коридор, напоследок кинула хлесткое «ненавижу»?

« Беги, трусиха! Только вот от своих желаний далеко не убежишь, Мирьям. Ты моя!».