— Этот твой мужчина, первый… — бабуля опять сглатывает, — ты же такая правильная всегда была, Мартуся. А тут с первым встречным, можно сказать… Разве ты его любила, мужика этого?
— Это был Росомаха, бабуля, — говорю доверительно, — я по ошибке его таблетки выпила. Вот мне там и привиделось…
Прикусываю язык. Я не готова откровенничать даже с бабулей о своих видениях.
— Что привиделось? — бабуля даже дыхание затаила.
— Ничего, — отворачиваюсь, — зачем ты расспрашиваешь? Прям как Данилевский…
— А что ты хочешь, Мартуся? Там ты с таким пылом первому встречному отдаешься, здесь у родного мужа перед носом дверь который день закрываешь. Что он должен думать?
— Это все таблетки… — бормочу, пытаясь сообразить, почему для бабули мой сон про свадьбу остался тайной, раз уж она так хорошо осведомлена? Особенно про мой пыл…
— Марта, не придумывай, это же не таблетки от потенции. От них просто спишь лучше и все.
— Чего ты вдруг за него заступаться решила? — спрашиваю подозрительно. — И вообще ты какая-то странная стала. Твердая, неудобная. И руки у тебя шершавые…
— Похудела я, — сдавленным голосом отвечает бабуля, — переживаю за тебя...
И исчезает.
Поднимаю голову — конечно, никакой бабули нет и в помине, это все мое буйное воображение и склонность болтать по ночам. Меня в детстве даже к врачу водили, но никаких отклонений не нашли. Просто иногда разговариваю во сне, по полночи могу говорить. Потом само проходит.
Когда просыпаюсь, даже не помню весь разговор. Зато вспоминаю, что бабуля говорила про внутренний мир Данилевского. И понимаю, что она права.
Глава 18
Ко мне уже раз десять постучались с самыми разными вопросами — и где я буду завтракать, и не принести ли мне завтрак в постель, и что я именно желаю на завтрак.
Если честно, я надеюсь на завтрак с Данилевским. Все же, в словах бабули есть рациональное зерно. Мне следует получше узнать мужа, а вдруг у нас найдутся какие-то общие интересы?
Сегодня я более придирчиво подхожу к выбору наряда. Бабуля, конечно, утверждает, что Данилевский от меня без ума, но она всегда была известной сказочницей и любила приукрасить реальность еще при жизни. А сейчас ее и вовсе понесло, так что…
Выбираю удлиненное платье с поясом и в крупных цветах. Это из тех, что мы покупали с мамой, я пока не решаюсь надеть подарки мужа — я не привыкла к такой дорогой одежде.
Спускаюсь вниз и узнаю от Селима, что Давид уехал и вернется только к выходным. Просто класс! Вот пусть бабуля теперь только попробует за него заступиться!
Ничего не сказал, не предупредил. Умотал на неделю, и это в медовый месяц! Безобразие какое-то…
О том, что для меня его отъезд оказался новостью, не признаюсь. Деловито хмыкаю, как будто я в курсе, а сама достаю телефон, чтобы написать гневное сообщение. И с отчаянием понимаю, что у меня даже его номера нет. А главное, взять не у кого.
Представляю, как будет потешаться надо мной персонал, если я попрошу у них телефон собственного мужа!
— Так где вам накрывать, в столовой, на балконе или в беседке? — переспрашивает Селим, а я вздыхаю и безнадежно машу рукой.
— Давайте в беседке.
Пока несут завтрак, решаю пройтись к пруду. Вчера в потемках ничего было не разглядеть, интересно стало, как там при дневном свете.
И совсем если честно, хочется заново пережить те ощущения, которые вызвал во мне поцелуй Данилевского. Пускай и без Цефея. Хотя без него, конечно, не то. Без Данилевского.
Уголок оказывается в самом деле очаровательным — пруд, живая изгородь, стриженые аккуратные кустарники. Вот только… Что это?
Подхожу ближе. У пруда под изгородью стоит высокая подставка, на которую обычно ставят вазоны с цветами. Только сейчас на ней не вазон, а корзинка. Небольшая плетеная корзинка, ручка красиво перевязана белой лентой, а в корзинке малина. Крупная, спелая. И большой персик.
Ну хоть перепелку не стал туда совать, я их вчера объелась, этих перепелок. Зато визитку вложил. Дрожащими пальцами беру визитку.
«Данилевский Давид Давидович»
Номер телефона, электронная почта. Переворачиваю.
«Я надеялся, что ты сюда придешь. Доброе утро, Марта!»
Подношу визитку к губам, поспешно целую размашистые буквы и прячу визитку в карман. Внимательно осматриваю небосклон — вчера Давид показывал вон туда в сторону изгороди, точно. И что это значит?
А то, что корзинка с малиной стоит на том самом месте, где Цефей был в своем пике.
Краснею, достаю визитку и еще раз десять перечитываю записку мужа. Какой у него красивый почерк, оказывается! Хотя чему удивляться, какой бы из него был палеограф, если бы он как курица лапой писал? Как я, например…
Пробую одну ягоду — сладкая. Если бы Давид был здесь, я бы его тоже угостила.
Представляю, как он берет у меня из рук малину, одними губами, а потом облизывает пальцы, и чуть не роняю корзинку. Лучше вернуться, к тому же хочется поблагодарить Давида за внимание.
В беседке уже накрыт стол, и я чувствую, что проголодалась.
— Чай или кофе? — спрашивает девушка, чье имя я не помню…
Не помню, но знаю, потому что на груди у нее приколот бейджик с именем: Зарета, горничная.