Паша заключает меня в объятия, но я упираюсь ладонями в твёрдую грудь и отталкиваю его. Невыносимый. Просто невыносимый. Не успел войти, а уже руки распускает.
– Ну, а сейчас что не так, лапуль? Давай ты в кровати свои претензии ко мне озвучишь? В ногах правды нет.
– Вот именно. Кровать здесь одна, и в прошлый раз мы с тобой всё выяснили. Если ты забыл, то напомню: я всё ещё замужем, а ты не любишь переступать через принципы.
– Я полистал папку. И теперь в курсе, что ты разводишься. Обязательно потребую объяснений, почему ты ввела меня в заблуждение. Терпеть не могу, когда лгут.
– А разве не очевидно, почему я так сказала?
– Мне – нет. Я не в курсе, какую живность ты разводишь в своей голове. Познакомишь? И если не испугаюсь размеров, возможно, задержусь в твоей жизни.
Руки обессиленно падают вдоль тела, но Паша больше не пытается ко мне прикоснуться.
– Смелое заявление, – хмыкаю я. – И откуда такая уверенность, что я захочу тебя в своей жизни?
Измайлов хрипло смеётся, закрывая за собой дверь.
– Ну, во-первых, я неприхотлив в уходе. Поесть, поспать и чуть-чуть ласки. Единственный минус – места занимаю много. А во-вторых, не люблю лезть никому в душу.
Я действительно сошла с ума, если позволила ему остаться. Анька же завтра не отвяжется, когда узнает, что Измайлов со мной ночевал.
– Кстати, про еду. Есть хочу.
Паша проходит вглубь домика, бросает ключ от машины и телефон на прикроватную тумбочку. Рывком снимает с себя футболку, отбрасывает её в сторону и садится на кровать. Я без понятия, как себя вести. Рана на его плече затянулась, но остался некрасивый шрам. Со временем, конечно, посветлеет и будет выглядеть не так устрашающе, но на всю жизнь останется ему воспоминанием о той стычке в парке.
– Придётся ждать утра. Столовая и кафе закрыты. Сладкое ешь?
– А что у тебя? – Измайлов поднимает на меня уставший взгляд.
– Батончики. «Сникерс», «Марс», «Баунти».
– Сойдёт, – кивает он.
– Ярослав с тобой вернулся?
– Со мной. Я завтра вас заберу. Его машина у участка осталась. Мы на одной приехали. Он малость выпил с Бояринцевым. По старой дружбе. А я согласился отвезти его в «Дубраву» за то, что помог решить одну проблему.
Я лезу в сумку и ищу сладости, которые привезла с собой. Вытряхиваю три батончика «Сникерса», два «Баунти», четыре «Марса» и несколько гематогенок.
– А как же фигура, лапуль? Не следишь?
– Слежу. Но из-за стресса скинула округлости, теперь вот добираю.
Измайлов переводит глаза на мою грудь, и его губы расплываются в усмешке. Если скажет какую-нибудь колкость, то выйдет за дверь. Без ключа от машины. И мне всё равно, где он будет спать.
Серые глаза темнеют, когда я поправляю сползающую лямку топика, подавляя желание и вовсе от него избавиться, чтобы подразнить Измайлова. Но силы не равны, а проигрывать я не хочу. Впрочем, как и играть в его игру «Охотник – добыча».
– Что случилось? Кто написал на тебя заявление?
Паша небрежно улыбается:
– Твои предположения, лап?
Он открывает зубами упаковку сникерса и откусывает батончик, не сводя с меня глаз.
– Без понятия. Ты мог сбить кого-нибудь на своём шаттле. Мог снова разнять драку. Или тебя кто-то подрезал на светофоре, и ты не смог пережить эту несправедливость, – перечисляю я.
– Кстати, про светофор, – перебивает он меня с набитым ртом. – Мне пришло пять штрафов. Пять, лапуль! Ты точно водить умеешь? Покажи мне права.
Гад. Напрашивается идти ночевать в машину? Так я вмиг ему это устрою. И права в спину кину, чтобы изучал и было чем заняться до рассвета.
– Ты уходишь от темы. – Я всё же беру себя в руки, подавляя вспышку злости.
– Тот отморозок в парке, которого я лицом в асфальт вжал, оказался сынком одного из ваших высокопоставленных. Папаша его захотел, чтобы за разбитый нос я извинился перед сопляком лично.
– И ты, конечно, не принёс, поэтому на тебя написали заявление?
– Ага. Но уже забрали, – говорит он, жуя вторую шоколадку. – Спасибо Яру, быстро всё разрулил. Ну и бабки я заплатил. Куда без них. Собственно, благодаря Привалову на меня новое заявление не накатали, когда я всё же одумался и пошёл приносить извинения говнюку.
Я смеюсь и ловлю себя на мысли, что ведь люблю другой тип лица, другой цвет глаз, и таких мужчин, как Измайлов, никогда не было в моём окружении, но теперь я без ума от внешности Паши. Наверное, потому что в нём много мужественности, и ещё мне нравится, как он шутит.
– Пить хочу. Принеси водички, лап, – просит Измайлов.
– Бутылка стоит рядом. Ты весь день, что ли, не ел?
– Угу, – отзывается он.
Выпивает всю воду и тянется к третьей шоколадке. Мне становится его жаль.
– Ну что ты как не родная стоишь в сторонке? Не люблю в одиночестве челюстями работать. К тому же ты нарастить округлости хотела? Иди ко мне.
Я присаживаюсь рядом и беру батончик. Обожаю сладкое. В моей сумочке всегда найдётся место для какой-нибудь вкусняшки.
– А теперь моя очередь. Что у вас с мужем случилось? Почему разводитесь? Кто инициатор?
– Я.
Повисает пауза, но ненадолго:
– Муж против, как я понимаю? – аккуратно продолжает допрос Измайлов.