Резко тушуюсь, потому что это селективная* лимитированная линейка духов «Ангел». Небольшой «призрак» из прошлого. Незамысловатый флакончик я нашла случайно вчера вечером на самом дне своего рюкзака, с которым сбежала полгода назад из отчего дома. Даже не знаю, что именно заставило вновь заглянуть в него. Мой любимый аромат. Ведь работая над такими композициями, как «Ангел» и ему подобные, парфюмеры создают ароматы самого высокого класса, в буквальном смысле готовят произведения искусства. Они не стараются угодить клиенту, как в массмаркетах и зачастую экспериментируют с нотами, создавая экстравагантные и интеллектуальные композиции со сложным звучанием. Именно поэтому неискушенному человеку бывает трудно понять и оценить даже лучшие селективные ароматы — как и произведения современного искусства. Неудивительно, что Аньке он показался «странным»: сладкий, как знаменитый французский десерт. Сочетание чайной розы и перца окутаны пудровым шлейфом. Очень сложно понять с первого раза, но человек, открывший для себя такой парфюм, уже не сможет от него отказаться. Поэтому, не удержавшись, перед тем, как выйти из дома, я провела капелькой духов за ушами и на запястье там, где почти незаметно бьется голубая жилка. Любовь к такого рода ароматам привила мне мама…
— Да так… в супермаркете по акции взяла, — смущённо отвожу глаза, чувствуя неприятные покалывающие ощущения в сердце, от того, что приходится врать подруге, но скажи я правду — возникнут вопросы. А у меня и так их сейчас столько, что кругом голова. Особенно после того странного телефонного разговора с Мансуром Шамилевичем…
— Мир, ну хватит летать в облаках, — щелкает перед моим носом пальцами Аня. — Вещи собрала? Нет, мне до сих пор не верится, почему выбрали именно нас?!
— Кто? Куда выбрал? — удивленно моргаю от столь быстрой смены темы разговора.
— Во-от! — с укором тянет подруга, намекая на то, что я ее не слушаю, но во взгляде Аньки плещется ничем не прикрытая радость. — А-аа, ты же не в курсе, — победно улыбается и почти визжит. — Собирай вещи, Сотникова, нас переводят в… рай!
— Рай? — выходит как-то тихо и рвано.
— Да, — подруга возбужденно хватает меня за руку, в которой я держу большой бумажный пакет. — Высшее руководство отдало приказ о нашем переводе. Мира-аа, мы теперь будем работать в «Парадайз»! Я о таком даже и не смела мечтать! — визжит от радости Анька.
Пока я стою почти в шоковом состоянии, взгляд Ожерельевой падает на пакет в моих руках.
— Что там у тебя? — голубые глаза с интересом смотрят на виднеющийся черный материал пиджака.
Да-да, тот самый, отглаженный и аккуратно сложенный пиджак Садулаева Давида Мансуровича. Не отвечая на вопрос, я вскидываю глаза на подругу, инстинктивно отводя руку с пакетом за спину.
— А кто… кто сказал это? — задаю вполне закономерный вопрос, но в душе я уже знаю на него ответ.
— Владимир Сергеевич, — охотно откликается Анька. Подруга в восторге и совсем этого не скрывает. — А принимал решение наш Крёз, — заканчивает мечтательно Анька.
Черт! Давид…
— Он здесь?
— Кто? — удивляется Анька. — Ааа, Владимир Сергеевич?
— Крез. Тьфу! Давид Мансурович, — раздраженно поведя плечом, думаю о том, что же задумал Садулаев.
Придумал мне наказание? Жаждет держать меня под боком, чтобы измываться? Сглатываю ставшую вязкой слюну. Пусть занимается своей невестой, а меня оставит в покое! Все мое существо сейчас полностью сосредоточенно на том, чтобы подарить этому миру новую жизнь.
— Да, он у Сергеевича.
Я тут же срываюсь с места и спешу в сторону кабинета босса.
— Мир, ты чего?
— Я скоро приду! — оборачиваясь к Аньке. — Мне надо кое-что сказать Владимиру Сергеевичу, по поводу переезда.
Не дожидаясь реакции Ожерельевой, спешу вперед по красной дорожке, ведущей в кабинет начальника. Я не хочу переезжать в Анапу. Боже, только не сейчас, когда я уже встала на ноги и обрела душевное равновесие. Я не готова встречаться каждый день лицом к лицу с Давидом и его… пассией.
«С женой, Мирьям! С женой…» — поправляет внутренний голос.
У меня перехватывает дыхание, будто облили кипятком с ног до головы. Я не смогу скрывать долго свою беременность. Это будет просто невозможно. Даже сейчас я прикладываю усилия, чтобы о моем положение как можно дольше никто не догадывался. Я понимаю, что с какой-то стороны поступила не хорошо, не предупредив начальство о том, что беременна, но я так отчаянно нуждаюсь в работе! Уверена, что Владимир Сергеевич вошел бы в мое положение, а вот Давид… Если он узнает — это будет катастрофа. Ни один мужчина кавказкой национальности не откажется от своего ребенка, а Садулаев Давид — тем более. Следующая мысль заставляет меня замереть возле кабинета Владимира Сергеевича. А имею ли я моральное право лишить Давида малыша? Щеки и шею опаляет удушающим жаром. Ведь он такой же родитель, как и я. Если я ему скажу, то буду обречена всю жизнь терпеть присутствие этой белобрысой ведьмы, и я уверена, моего ребенка она точно возненавидит!