Секретарь столичного горкома партии и министр пропаганды Йозеф Геббельс сумел связаться с Гитлером и, убедившись, что фюрер жив, взял инициативу в Берлине в свои руки. Министерство пропаганды превратилось в центр борьбы против заговорщиков. Оттуда Геббельс и уполномоченный Гиммлером обергруппенфюрер СС Ханс Юттнер руководили подавлением мятежа. По их приказу командир охранного батальона майор Ремер отправил роту своих солдат, чтобы арестовать заговорщиков.
Заговор распался. Офицеры в штабе резервной армии не хотели подчиняться заговорщикам. Завязалась настоящая перестрелка. Штауффенберг получил пулю в плечо.
Он обреченно сказал секретарше Фромма:
— Я все проиграл.
Генерал-полковник Фромм приказал арестовать заговорщиков за предательство. Ему нужно было во что бы то ни стало откреститься от своих подчиненных, восставших против фюрера.
Генерал Людвиг Бек, которого когда-то побаивался сам Гитлер и который шесть лет назад покорно ушел в отставку, попросил пистолет — он хотел застрелиться. Со второй попытки он тяжело ранил себя, но еще был жив. Фромм приказал одному из офицеров застрелить Бека. Спросил у остальных, есть ли у кого последнее желание. Эрих Хёпнер сказал, что он ни в чем не виноват и желает оправдаться. Фромм разрешил ему написать объяснение. Фридрих Ольбрихт тоже пожелал оправдаться. Это заняло примерно полчаса.
Штауффенберг ждал в гневном молчании.
Фромм поспешно объявил, что назначает себя председателем военного трибунала и от имени фюрера приговаривает заговорщиков к расстрелу. Штауффенберг сказал, что он один должен за все ответить, остальные лишь исполняли его приказы. Фромм не обратил внимания на его слова и приказал немедленно казнить полковника Мерца фон Квирнхайма, генерала Ольбрихта, полковника Штауффенберга и лейтенанта фон Хефтена. Был уже двенадцатый час, когда их вывели во двор и расстреляли по одному в свете фар у стены, заложенной мешками с песком. Расстрельную команду составили десять солдат охранного батальона под командованием лейтенанта Вернера Шади.
Когда расстреливали Штауффенберга, он успел воскликнуть:
— Да здравствует священная Германия!
Выстрелы расстрельной команды означали не только провал заговора, но и начало мести нацистского режима, который к концу войны становился все более чудовищным и жестоким.
Фромм позвонил в ставку и доложил, что главные заговорщики расстреляны. Пять трупов отвезли на грузовике на кладбище в Шёнеберг. 21 июля Гиммлер приказал раскопать могилу. Трупы были сожжены, прах развеяли по ветру.
"Когда мы собрались у Гитлера на послеобеденный чай, — вспоминала секретарь фюрера Криста Шрёдер, — уже пришло сообщение об аресте Штауффенберга. Узнав, что удалось арестовать всех заговорщиков, Гитлер удовлетворенно воскликнул:
— Теперь я спокоен. Германия от них избавлена. Наконец эти сволочи, столько лет саботировавшие мою работу, у меня в руках. Я всегда говорил об этом Шмундту, но ему не хотелось этого замечать. Теперь у меня есть доказательства: весь Генштаб заражен.
Из Кёнигсберга была вызвана в ставку передвижная радиостанция, а в чайном павильоне развернули передающее устройство. Незадолго до полуночи мы вошли вместе с Гитлером в павильон, куда пришли раненые офицеры, пережившие покушение: Йодль с повязкой на голове, Кейтель с перевязанными руками".
Вечером диктор немецкого радио зачитал информационную сводку:
"Сегодня на фюрера было совершено покушение. От бомбы, взорвавшейся в его кабинете, пострадали следующие лица: генерал-лейтенант Шмундт… Легко ранены: генерал-полковник Йодль, генералы: Кортен, Боденшац, Хойзингер, Шерфф… Фюрер нисколько не пострадал, если не считать незначительных ушибов и ожогов. Он тут же возобновил свои занятия и не отменил приема, назначенного дуче, с которым беседовал продолжительное время…" Из радиоприемников лились бравурные марши.
После полуночи Гитлер сам выступил по радио с краткой речью. Она транслировалась всеми радиостанциями великогерманского вещания: