Случайная женщина

Любовь Марии к Стивену (назвался груздем…) мало походила на ее любовь к Найджелу. Они никогда не спали вместе. Не целовались. И вовсе не по настоянию Марии, она бы делала и то, и другое, желательно одновременно. Но в то же время она чувствовала, что отказ проделывать все эти вещи вносит приятное разнообразие в отношения и дает ей ощущение независимости — ей позволено любить, не стремясь к рутинному удовлетворению. Сам Стивен никогда на эту тему не заговаривал. Иногда Мария задумывалась: может, она его не привлекает, или он гомосексуалист, или фригиден, но куда чаще она была просто счастлива принимать все таким, как есть. Она никогда не прибегала к уловкам, маленьким женским хитростям, знать толк в которых некоторые девушки считают абсолютной необходимостью. Например, Шарлотта находила поведение Марии по этой части особенно несуразным.

— Ты ничего не добьешься, — сказала она однажды, — пока не научишься приемам, маленьким женским хитростям, с помощью которых, мы, слабый пол, обретаем власть. Существуют жесты, Мария, и действия, которые делают мужчин беспомощными, превращают их в тесто в наших руках.

Шарлотта перечислила уловки, по степени возрастания их эффективности: хлопание ресницами, закидывание ноги на ногу и сосание члена. На Марию совет Шарлотты не произвел впечатления, и она никогда ему не следовала. Кроме всего прочего, она полагала, что было бы неправильно навязывать Стивену непрошеные знаки внимания и давить на него. Она и без того была счастлива и не хотела рисковать своим счастьем.

Хотя в этом контексте я трижды употребил слово «счастье» (не считая его производных), однако, как вы, наверное, заметили, словом «радость» я не воспользовался ни разу, и на то у меня есть веская причина. А именно: радость означает умиротворенное состояние души; согласно этому определению, Мария отнюдь не радовалась, что она ясно сознавала, по крайней мере в моменты просветления. Она была довольна тем, что любит Стивена, и тем, что не спит с ним, но сомнения в его ответных чувствах не приносили ей ни малейшего удовольствия. «Мучение» было бы более подходящим понятием, чем «радость», при описании состояния ума и, если хотите, души, в которое эти сомнения ввергали Марию. Просто знать, как знают неоспоримую истину, что он ее не любит, было куда лучше, чем без толку ломать голову. Неуверенность приводила к странностям в ее поведении, ибо в отсутствие какой-либо достоверной информации одна половина Марии верила, что Стивен ее любит, и проявляла себя соответственно, другая же половина одергивала ее и не позволяла довести ситуацию до логического конца, к которому первая половина Марии, безусловно, стремилась. По причине такого раздвоения ее поведение изрядно отдавало сумасшествием. И в тот день, который я намерен описать, это сходство проявилось особенно наглядно.

Увы, не впервые, далеко не впервые. Случалось, она поджидала Стивена у колледжа, зная, когда он должен выйти, чтобы отправиться на встречу или на занятия, и шла за ним по улицам, споря сама с собой: окликнуть его, изобразив при этом удивление, словно они столкнулись случайно, или не стоит. Иногда Мария превращалась в полную дуру. Она понимала, что, узнай Стивен о ее выходках, он сочтет их идиотскими и, возможно, разлюбит ее либо так и не полюбит, а то и перестанет относиться к ней с симпатией. Да, очень вероятно, она ему разонравится. Но эти соображения ее не останавливали. Сидя в тот жаркий день перед колледжем Стивена, она то и дело вспоминала один случай, вспоминала отрывочно, яркими, назойливо повторявшимися фрагментами, — совсем не так, как я о нем расскажу.

Дело было днем, тоже неприятно жарким и потому более чем подходящим, чтобы нырнуть в освежающую прохладу церкви. Мария ступала тихо, ее каблуки глухо постукивали по каменным плитам, незамеченной она опустилась на край скамьи во втором ряду с конца. Церковь была пуста, только у органа сидели Стивен и учитель музыки. Мария знала, что днем у Стивена урок органа, и пришла в церковь именно по этой причине — послушать, как он играет. То был единственный раз, когда она явилась на урок музыки, и воспоминание об этом событии оказалось много важнее самого события. Со временем воспоминание обрело любопытную структуру, составленную в основном из визуальных, а не звуковых элементов.