Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

Глубокие залысины не только не портили внешность нашего героя, а наоборот рельефней открывали широкий лоб мыслителя, делая его похожим на популярного артиста Филиппенко. И у него действительно всегда был повод для глубокомысленных раздумий: деньги, которых все равно всегда не хватало, и очередной вечер, который нужно было с толком убить, чтобы чучело воспоминаний долго украшало обширную гостиную его замыслов.

Нынешний день начался для Вадима чересчур обыденно и отвратно: утром он не смог поехать на такси, ибо это было ему не по карману, хотя он уже выбился в вице-президенты ЗАО "Прозрение и бизнес", в которое превратилось прежнее государственное издательство, и пришлось горемыке с пересадкой ехать на автобусе, метро и двух троллейбусах, а пересадки Вадим органически презирал, правда, он не без удовольствия откушал в новоорганизованном ресторанчике в подвале своего родного офиса (так они всем правлением уклонялись от бесконечных чубайсовских налогов, в том числе и на зарплату, которую пытались увеличить хотя бы списанием разных отнюдь не мелочных трат: единые проездные билеты, оплата домашнего телефона и других коммунальных удобств), но вот вечерний совместный с Жох-Жоховым и Гординым поход в Домжур сорвался: Гордин помчался к горячо любимой жене категорически замаливать очередное прегрешение, а Жох-Жохов оказался приглашенным на день рождения к малолетнему сыну некоего Наташевича, мелкого писателя эпохи Маши Распутиной и Филиппа Киркорова, а поэтому господин Врунов был вынужден просто фланировать по Тверской, отыскивая волей-неволей объект для платонического вожделения.

Тверская по случаю предстоящего всеобщего викенда, отличалась относительной малолюдностью, резко выделялись только две группы гуляющих: малолетние проститутки с незалежной Украины и лица так называемой кавказской национальности. Вадим был раздражен сорвавшейся гулянкой, один идти в кабак он не хотел, хотя бы потому, что отписываться, сочиняя несуществующие подробности, в настоящее время было куда как небезопасно (приписки по диссидентской части сейчас вообще не проходили, надо было искать экономические наводки и нарушения), и он уже окончательно спустился в подземный переход, ведущий в метро, как боковым зрением опытного картёжника (еще одна страсть Вадима — покер и преферанс) зацепил русоволосую девушку, примерявшую необыкновенные солнечные очки возле одного из стеклянных павильончиков, сплошным сверкающим рядом тянущихся вдоль всего перехода.

По инерции Вадим проскочил девушку, но восьмое чувство ловеласа развернуло его и властно повлекло назад, девушка, к счастью, оказалась на месте, и Вадим мгновенно проанализировал, что же его в ней заинтересовало: открыта наблюдению была только правая часть лица, левую же скрывала густая вьющаяся русая прядь, придавая тем самым весьма пикантный вид. Примеряемые солнечные очки с болтающейся на якобы золотом шнурке биркой также интенсивно желтого цвета бросали дополнительно-оживляющие блики на золотящуюся под электрическим светом прядь, вызывая своими колебаниями спазмы сладостной дрожи существования и необъяснимей легкости бытия, вызванной энергетикой соумноженной юности, примерно так же, как лицезрение подлинника "Девочки на шаре" кисти Пикассо, хранящегося в ГММИ имени А. С. Пушкина.

Подойти к "девочке на шаре" и познакомиться было для Вадима минутным делом. Когда-то в младости он был зело застенчив, но с годами заучил несколько отработанных фраз. которым его сподобил приобщиться Жох-Жохов, например: "Девушка, который час?" или, когда нет часов на руке: "Девушка, вы бываете в Доме художника на Крымском валу?" Вне зависимости от ответа продолжение разговора практически всегда бывало обеспечено.

Что-то подобное (у Вадима естественно было отработано не менее шести-семи фраз, иначе ему просто было бы окончательно скучно жить на свете) он и проговорил прелестной незнакомке, представившись сразу своим полным именем-отчеством, как бы бравируя возрастом, и отрекомендовавшись бакалавром изящных искусств и по совместительству вице-президентом ЗАО и почему-то эксвайром.

Девушка в свою очередь назвалась Татьяной (итак, она звалась Татьяна, впервые именем таким, вы помните. вы все, конечно, помните), она спешила, как выяснилось, домой в Гнездниковский и держалась как-то настороженно. Вадим пошутил: "Гнездо вы свили в Гнездиковском, где сам Распутин гнездовал, позвольте проводить по-свойски, ведь я не хам и не нахал", но она не откликнулась на шутку и ему пришлось срочно читать переводы Владимира Гордина из Уильяма Батлера Йейтса, выдавая их, естественно, за свои, что бы коварно увлечь на длительную прогулку мимо перманентно ремонтируемого здания театра "Летучая мышь" и редакции журнала "Вопросы литературы", на крышу которого он любил забираться в юности, чтобы пить сухое вино и чувствовать себя будущим Наполеоном.