Случайные гости

— Ну… похоже на связь с кораблём через терминал, — признала я. — Но можно было предупредить заранее?! Или хотя бы узнать моё мнение?!

— История с информационным полем вполне тянет на правду, — он медленно пожал плечами. — А про предупреждения, значимость нашего мнения и плохое обращение… тебе рассказать, что такое плохое обращение, али своей фантазии хватит? — иронично усмехнулся он.

— Не надо, я поняла, — хмуро проворчала я. — Но… обидно же!

— Я и не спорю, что обидно. Но наглеть и пытаться сесть на шею всё-таки не стоит, уж очень больно падать, — наставительно изрёк Василич.

— Нет, ну а что они?! — я жалобно сложила брови домиком.

— Жаловаться можно, — великодушно разрешил он. — Даже ворчать и ругаться. Мучиться, переживать и паниковать — нет.

— Постараюсь, — пообещала я с грустным вздохом. Опомнившись, хотела расспросить штурмана о вчерашнем знакомстве, но не успела: появились родители, и временно стало совсем не до того.

Сначала пришлось долго утешать тётю Аду, которая не поверила Суру на слово. Но это было очень кстати: успокаивая её, я уже и сама поверила, что жизнь не кончается, я прекрасно всё помню, всех люблю и замечательно себя чувствую. Когда бортовой врач в этом убедилась, пришлось продемонстрировать ей симбионта для пристального изучения. Тот не возражал, даже позволил отщипнуть кусочек себя. Кажется, подобные мелочи мазура не беспокоили.

Пока мои с интересом изучали сгусток непонятной субстанции, я пыталась добиться от её прародителя подробного рассказа, и даже получила в качестве комментария «фильм» из жизни этих существ в дикой природе. Судя по всему, благодаря своей аморфной природе мазуры могли без проблем для здоровья терять какую-то часть собственного тела и восстанавливать её при необходимости.

Представляю, как им будут завидовать поборницы диет, если контакт двух цивилизаций всё-таки состоится.

— Забавная зверушка, — в конце концов резюмировал капитан.

— Забавная-то забавная, но, получается, меня к этой планете привязали, — ворчливо заметила я.

— Ну, насчёт привязи я бы посомневался, — возразил дядя. — Во — первых, как-то же они с соседними планетами общаются, значит — есть способ. Здесь опять всплывает вопрос с дальней связью, ну да ладно, мы сейчас о другом. Во — вторых, наш опекун утверждал, что в крайнем случае прекращение такого вот совместного существования возможно, только мазур в результате погибает.

— А человек — нет? — настороженно уточнила я.

— У тебя вроде бы есть надёжный источник подобной информации, у него и спроси, — отмахнулся дядя.

— А кормить-то нас сегодня будут? — мрачно поинтересовался Ванька. — Или только разговорами?

— Никакого представления о режиме дня, — грустно вздохнула тётя.

— Кстати! — оживилась я. — У меня же теперь, получается, есть доступ к здешнему Инферно! Может, мне попробовать разобраться с кормёжкой?

— Кхм. Мне, конечно, жрать охота, но мы не потравимся дружно? — скептически поинтересовался братец.

— Бе — бе — бе, — передразнила я, скорчив рожу, и углубилась в общение со стоящим посреди стола кубиком, попутно пытаясь осторожно уточнить у своего «сожителя», правда ли связь можно разорвать.

Мазур в ответ на последнюю мысль разразился серией сложных образов, понять которые с первого раза не получилось, зато получилось уловить общий эмоциональный настрой: грусть, неуверенность, надежду и опасение. Уловив недоумение, симбионт решил пояснить попроще, и я в конце концов разобралась в «сказанном». Сургут сказал правду, разорвать связь можно. Для человека этот разрыв болезненный, но неопасный, а мазура, полностью настроившегося на носителя, убивает.

К смерти это странное существо относилось спокойней, чем люди. Он точно знал, что не сгинет совсем, потому что часть его сознания навсегда сохранится в информационном поле Вселенной, и это служило утешением. Но переходить в подобную форму существования симбионт не спешил и выражал надежду, что я не буду убивать его вот так сразу. Хочется мир посмотреть, да и оставить потомство не мешало бы, чтобы уж наверняка не сгинуть окончательно. Он, мол, ни на чём не настаивает, но…

Такая постановка вопроса заставила меня устыдиться и окончательно взять себя в руки. Искренность мазура подкупала, а наличие гипотетической возможности в крайнем случае всё бросить и сбежать — успокаивало. Даже несмотря на то, что я понимала: вряд ли совесть позволит мне так поступить.

Сердиться на Сура за вчерашний обман я не перестала, но накал злости ощутимо ослаб, оставив раздражение и обиду. Поспособствовало ли тому близкое знакомство с симбионтом, оказавшимся не таким уж жутким и даже где-то милым, или моё неумение долго держать в себе негативные эмоции — не знаю. Но, кажется, я даже была готова более — менее спокойно разговаривать с Сургутом. Или хотя бы не бросаться на него с кулаками и претензиями при встрече.