Судя по серьезным лицам, меня не разыгрывали. Белка принялась передвигать палочки, составляя новые знаки. Читать по-местному я все равно не умела, так что сказал просто:
— Докажи.
Белка уложила палочку и уставилась на меня.
— Один раз подать голос — "нет", два раза — "да", — сказала я. — Ясно?
Теперь на меня смотрели уже все. А что такого? Я видела достаточно фильмов про парализованных и коматозных, чтобы знать эти трюки.
Белка пискнула два раза.
— Ты… э… вы — Мастер?
Белка снова пискнула — два раза. Королева одобрительно кивнула. Спросила:
— По своей ли воле вы отделили тело от разума?
Белка пискнула один раз. Странный вопрос, кто же по своей воле такое делает?
— Знаете ли вы, как возвратить вещи в подобающее положение?
Какие тут конкретные люди, подумала я. Сразу к делу, не "за что" и "почему", а — "как исправить". Что значит — лидер целой державы.
Мастер в виде белки долго думал, прежде чем пискнуть: "да".
— Способны ли вы сделать это сами, не теряя времени?
"Нет". Еще бы. Белки вряд ли умеют колдовать. А если бы умели — какое бы могли дать представление! Мы б точно стали известными бродячими артистами.
Я поняла, что мне от избытка впечатлений лезут в голову всякие глупости, потерла лоб и постаралась сфокусироваться. Спросила:
— Тело может жить без вас в нем, верно?
"Да".
— Как долго?
Белка молчала. Я перефразировала:
— Долго ли? Три раза подать голос — "не знаю".
"Не знаю". "Нет". То есть неизвестно, но, скорее всего, нет. Скверно. Очень скверно.
Королева выпрямилась, придержав венец, и удалилась к своему месту у костра. Устроилась на снятом седле. Полла подала ей карты.
Ну и что это значит? Я подставила ладонь, белка прыгнула на нее, царапнув когтями.
— Вы что-нибудь понимаете?
Белка пискнула два раза.
— Везет вам, — сказала я. Посадила Мастера на плечо, но он не пожелал там сидеть, а, цепляясь коготками за платье, сбежал по мне вниз, как по дереву, прыгнул в траву и куда-то побежал. Ловко. Небось, всегда мечтал быть белкой.
— А вы что-нибудь понимаете? — спросила я сэра Эвина, который не стал уходить далеко, а устроился тут же и затирал пятнышко на ножнах.
— Не понимаю, леди. Магия — ремесло темное и не на всякий ум.
— Я имею в виду — что будем делать?
Сэр Эвин пожал плечом, поморщился.
Я потерла лицо. Ладно. Они в этом мире живут с рождения, они знают, что делать, когда происходят подобные неприятности.
Спать я легла, прижавшись под бок телу Мастера, а его ум в виде белки свернулся на черном камзоле. Я уложила руку так, чтобы трогать пальцем пушистый хвост. Прошептала:
— Простите. Втянула вас. — За спиною завозился сэр Эвин, и я сказала еще тише: — Очень жить хотелось. И чтобы остальные тоже… живы.
Белка глядела на меня антрацитовым глазом, навострила уши. Я шепнула:
— Это было очень красиво. Целое небо в огне. А вы очень смелый.
Белка свернулась баранкой, уткнулась носом себе в белое брюшко и укрылась хвостом. Я сунула ладонь между полами камзола, чтобы чувствовать биение сердца (и чтобы рука не мерзла, последние ночи стояли прохладные) и принялась усиленно думать, что все, наверное, будет хорошо, и как-нибудь, скорее всего, образуется.
…Дома выключили батареи, и даже под одеялом было холодно. Ко мне пришла Китна, я сунула руку под ее меховой полосатый бок, грелась и слушала мурчание, а другой рукой пыталась погладить, но почему-то не получалось. Я заворочалась, Китна недовольно взмякнула, поднялась, перелегла, придавила мне руку, мне стало неудобно, я попыталась вытянуть ладонь назад, но кошка была тяжелая, да еще и одеяло путалось, я сражалась с ним и с кошкой — и проснулась.
Мастер дышал, я убедилась, вытащила руку из-под камзола, потрясла кистью. Тело устало так лежать, я села, огляделась. Небо между крон еще и не думало светлеть, все спали, кроме сэра Эвина, который сидел у затухающего костра и тыкал в угли прутком.
За спиной сэра Эвина стоял высоченный человек в белом и красном, с копьем и капюшоном на глазах. Меховая оторочка плаща торчала во все стороны, словно мех намок в чем-то липком и так и высох — иглами. Человек поднял капюшон, и я поняла, что это вовсе не человек. Низкий лоб, тяжелая челюсть, еще и клыки торчат. И глаза горят ярче углей… Я закричала, но из горла вышло только сипение. Я зашарила около себя, натыкалась пальцами на все, кроме кинжала, а орк, глядя прямо на меня, поджаривая меня угольями глаз, как куропатку на вертеле, сказал:
— Спаси мой народ.
Я нащупала кинжал, стиснула рукоять до скрипа и закричала снова.
И снова проснулась.
Осторожно сняла — снова — руку с груди Мастера, села. В голове стояла муть. Глаза сами собою закрылись, я с трудом разлепила их обратно. Кинжал лежал под плащом, я на всякий случай стиснула его, как любимую куклу, прижала к животу, и тогда уж огляделась. Мужика с копьем у костра не было. Не было и сэра Эвина, а была Полла, которая стояла на коленях и раздувала угли, совала туда куски коры. Небо с одного краю чернело, а другого — уже серело. Я зевнула, протерла глаза. Белка сидела на Мастере и что-то ела, зажав лапками.
— Делись, — сказала я сипло.