Случайные люди

Но мысли возвращались к зданию в центре двора. «Эти люди с цветами приезжают прощаться», – вздохнула Александра и задумалась, кто бы приехал к ней. «Все, кого я знаю. Кроме одного. Морковкина. Он побоится. Не захочет расстроиться. На творческий потенциал повлияют траурные процессии. Господи! Он же так и не приехал! Он даже не звонил в последние дни! Что же он думал?! Он представляет себе, что я этого не замечу?!» Архипова пыталась возмущаться. Но возмущения не было. Морковкина в ее жизни не существовало. Как будто привиделся ей мираж в облике маленького, толстенького, самонадеянного человечка, не без способностей, но с характером, сводящим эти способности к нулю. «Но как же так?! Была же страсть! И был секс! И было это самое ощущение невозможности разлуки. Да, я все видела и понимала. Но я прощала. Мое чувство к нему позволяло и разрешало прощать. Я была снисходительна, как все сильно влюбленные люди. Зря говорят, что любовь слепа. Она все видит. Но прощает!» – думала она. Архипова опять припомнила их поездку в Прагу, ночи в отеле, но Аркадий предстал почему-то в комичном виде. В белом, не сходящемся на животе махровом халате. Александра прыснула от смеха – весь тот страстный, почти животный угар, который витал во время их встреч, превратился в легкий кухонный чад.

На улицу ее пока не пускали, к окну она не подходила. Александра лежала, думала о своей жизни и мечтала. Но все, что касалось будущего, было осторожным, почти акварельным. Так, набросок, намек, робкое пожелание. Сейчас она была счастлива, благодарна за исцеление и не смела облекать мечту в конкретную форму.

Однажды раздался звонок, и голос дочери произнес: «Мам, я внизу, под твоими окнами!» И Архипова бросилась к окну. Там, внизу, на аллее леса, граничащего с больничной территорией, стояла маленькая фигурка. Когда Александра появилась у окна, фигурка запрыгала, стала размахивать руками, посылать воздушные поцелуи. Потом Архипова заметила, как дочь потерла глаза. «Плачет!» – догадалась Александра и быстро набрала ее номер.

– Перестань сейчас же! Со мной ничего не случилось! Все хорошо, скоро дома буду!

Архипову выписали через три недели – врачи все же опасались осложнений. Но правильное лечение дало свои результаты – из больницы Александра вышла здоровой и даже окрепшей.

– Мать, у тебя сроду румянца не было, а тут прямо яблочко наливное! – пошутила дочь, забирая ее из больницы.

Дома они побыли немного. Серафима загодя купила билеты и увезла мать на Средиземное море.

Эпилог

Морковкин сидел в баре и давал интервью. Молодой корреспондент одного из телевизионных каналов, одетый с некоторой претензией, откашлялся и задал вопрос:

– Что вы можете сказать о вашей последней премьере? Я читал отзывы. Много негатива.

Морковкин, на носу которого сидели знаменитые уже очки в разнокалиберной оправе, высокомерно одернул корреспондента:

– Это нормальная критика. Странно было бы, если бы моя работа не вызвала споры. Так было всегда.

Корреспондент согласно кивнул:

– Да, ваши книги, пьесы всегда были предметом обсуждения. Но почему же сейчас столько критики? По-вашему, в чем дело?

Морковкин чуть не взвился. Ему совершенно не хотелось обсуждать это. Он понимал, что проект не выгорел. Не привлек внимания, потому что идея была хорошей, но подбор актеров, их игра и оформление – все это оказалось слабым. «Счастье, что все эти иностранные послы не пришли!» – подумал Морковкин, вспомнив, как он обивал пороги консульств. Вслух же он произнес:

– Послушай, давай про книги и прочее. Этот спектакль только журнал «Свиноводство» не обсудил. А так – все! Давай про то, что интересно и полезно людям.

Корреспондент поморщился – это был один из первых его сюжетов, хотелось «жареного». Но писатель был известен на телевидении, сам часто участвовал в программах и мог оказаться полезен. Поэтому корреспондент радостно откликнулся:

– Да. Мне самому хотелось узнать, ваши книги, старые… В смысле, не старые, а…

– Так, давай ты спросишь меня о планах. Что я собираюсь писать, куда ехать, что мне предложили. Потом смонтируешь, – разозлился Морковкин. Настроение у него испортилось окончательно.

– Да, скажите, пожалуйста, над чем вы сейчас работаете? – спросил корреспондент.

– Я пытаюсь разобраться, что же такое красота и может ли уродство быть красивым. Понимаете, меня давно занимала эта мысль. Жестокость, уродство, то, от чего люди отводят глаза, по-своему привлекательно…

Корреспондент кивал головой и что-то для вида писал в блокноте. Оператор с камерой снимал. Морковкин уже вошел в роль, вальяжно развалился, получал удовольствие от любопытных взглядов посетителей.

Они проговорили еще минут десять. Потом корреспондент сделал знак рукой, оператор закончил съемку, Морковкин вытащил из кармана сигару.

– Как смонтируете, позвоните. Посмотрю.

– Да, конечно!

Когда Аркадий отошел к барной стойке, корреспондент тихо сказал оператору:

– Одно и то же. Лет пять назад то же самое говорил. Про красоту уродства.

– Откуда знаешь?

– Смотрел сюжет старый. Перед встречей.