Случайные обстоятельства. Третье измерение

Она еще сказала и о нечестности, безнравственности того, когда человек столько лет живет с нелюбимой, когда он обманывает, выходит, и ту женщину, которую любит, и жену, да и своих детей тоже, а Каретников, почти уже не слушая ее, думал о том, что нельзя же было, в самом деле, ожидать от дочери — еще, по сути, ребенка — какого-то глубокого, чуткого понимания.

— А? — невпопад переспросил он, и Женька оборвала себя на полуслове, удивленно и более внимательно, чем прежде, посмотрела на него. Ей вдруг показалось сейчас, что он как будто сдал в последнее время, и не столько сразу после смерти своего отца, как, например, тетя Ира, а как-то именно в эти дни, словно горю, чтоб докатиться, потребовалось что-то еще преодолеть на пути к ее отцу.

Женька не могла себе объяснить, в чем это заключалось, что отец все-таки сдал немного, потому что обычных, расхожих признаков как будто не было — ни седины не прибавилось, ни новых морщин. Как и всегда, он выглядел подтянуто-спортивным, моложавым и даже выхоленным, словно бы только что хорошо выбрился и принял бодрящий душ. Но в лице его — может быть, в одних лишь глазах — появилось более серьезное, чем всегда, как бы присматривающееся, вопрошающее выражение, и это, малоуловимое, все же что-то меняло в его облике, не вязалось с тем, каким отец ей всегда виделся и представлялся до этого — уверенным, удачливым, легким.

— Заварить чай, как ты любишь? — спросила она.

Он с признательностью кивнул ей и отметил, с какой готовностью дочь захлопотала у плиты.

— Все-таки вы странные люди, — сказала она.

— Мы — это древний мир?

— Ну, не древний, а средние века — точно! — рассмеялась Женька. — Вы все, так называемые взрослые...

— Ну-ну, — усмехнулся Каретников.

— Да, «так называемые»! Потому что иногда кажется, что мы взрослее вас. Ты только не обижайся, ладно? Я же не тебя конкретно имею в виду... Вы, умудренные, взрослые, как-то неискренни в любви.

— Оч-чень любопытно... — сказал Каретников.

— У вас прежде всего расчет, а не любовь. Женщина вашего поколения — а до вас и тем более! — как рассуждала? «Если я отдамся ему до женитьбы, он, может быть, вообще потом не женится на мне». Вот почему ваши женщины «соблюдали» себя. А не из-за какой-то там необыкновенной скромности. А мы, сегодняшние, хотим быть честными в своих отношениях. Если я кого-то полюбила — что же, я не должна позволить себе с ним близости, пока он не сделает мне официального предложения и нам печати в паспортах не поставят?

— Это, как я понял, и есть решение личного счастья?

— А почему бы и нет? — с вызовом сказала Женька.

— И многие из вас так считают?

— Большинство.

— То есть, если к вам в институт заглянуть или просто по улице пройтись, мимо меня так и пойдут косяки?

— Какие косяки?

— Ну, как же! Косяки счастливых молодых девушек! Ведь решение-то вами уже найдено?

— Ну, видишь ли... — замялась Женька.

— Что, все равно туговато со счастьем? — участливо спросил Каретников. — А кстати, как вы разбираетесь: где любовь, а где не любовь?

— Вот, значит, и надо пожить вместе, чтобы разобраться.

— Ясно. Сначала пожить, а потом уж разобраться... Ну, хорошо. Поймешь, что не любишь его, — а дальше? Потом что?

Каретников говорил спокойно, на равных, ему не приходилось в чем-то пересиливать себя, притворяться, сдерживаться от гнева, потому что какие бы ужасно смелые и радикальные мысли дочь ни высказывала перед ним и какие бы из них она и ее подруги ни разделяли на самом деле — все это были, как он полагал, скорее лишь отвлеченные рассуждения. Во всяком случае, его Женьки они никак не могли впрямую касаться, он пока в этом был почти уверен. Отчего же и не быть ему сейчас демократичным и объективным?

— А по-вашему, лучше сначала все-таки зарегистрировать брак? — насмешливо спросила Женька. — Чтобы все — чин чином?

— Да я вовсе не штамп в паспорте обсуждаю. Я — о границах: как уследить, чтобы они постепенно не сгладились от такой легкости? Сегодня сошлась потому, что кажется, будто любишь его. Завтра — потому, что другой понравился. Послезавтра — уже достаточно, что просто приглянулся, — почему бы и не сойтись, что тут такого?

Говорил все это Каретников искренне, не помня сейчас никакие свои собственные минутные встречи. Сейчас он был прежде всего отцом, только отцом, стремящимся предупредить, обезопасить дочь, уберечь как-то от легкомыслия, ошибки, и это требовало полного забвения тех своих поступков, память о которых лишь мешала бы ему убеждать и воспитывать.

— А из любви фетиш делать — тоже, знаешь!.. — воскликнула Женька. — Прямо как молимся на это!

— Не молимся, но, видишь ли... Оттого, что сходятся, случаются иногда дети. Хоть от любви, хоть без...

— Представь, где-то я об этом слышала.

— Слава богу. Почему же они должны расплачиваться за ваши передовые идеи? Ты бы хотела без отца расти?

— Без тебя — никогда!

— Вот видишь...

— Папочка, но дети-то — не проблема!

— То есть как? Не понимаю. Не чувствовать перед своим ребенком обязательств, чтобы он имел возможность жить в нормальной семье, при обоих родителях?

— При чем тут это? Я говорю о возможностях медицины.