Случайные обстоятельства. Третье измерение

— Товарищ капитан-лейтенант... — начал Картышев, покосившись на неподвижную стрелку прибора.

— Подожди, — с упреком произнес Сартания. — Видишь, с женщиной разговариваю! И чему вас только в школах учат?!

— Так нашли же, товарищ капитан-лейтенант!

— Что... Что нашли?

— Мария Викторовна сразу нашла! — возбужденно сказал Картышев. — Оказывается, модулятор...

Сартания недоверчиво посмотрел на Марию Викторовну, быстро наклонился к прибору, взял себя в руки и поучительно сказал своему подчиненному:

— Вот видишь!.. А мы бы еще тут... целый час провозились!

Жалко ей стало Сартанию, поруганную его мужскую гордость, и она призналась:

— Просто схема знакомая... В нашем институте делали.

— А, тогда понятно, — важно кивнул Сартания. Ему вроде бы даже полегчало от ее слов. — Ну что ж... Спасибо, Мария Викторовна...

В его тоне было столько великодушия, словно благодарность, исходящая от него, уже сама по себе значила гораздо больше, чем то, за что он благодарил ее, и Мария Викторовна с сожалением подумала, что никак, нисколько не проучила его и что не с ее, видно, характером давать кому-то уроки.

Все было, как бывало: кафе в Доме офицеров, танцы, знакомство во время танца, с той только разницей, что женщина, с которой он познакомился, была в очках с тоненькой золоченой оправой. Очки очень шли ей — интеллигентная, должно быть, особа, — а то, что она почти все время молчит, так это, пожалуй, и к лучшему: самому давно уже надоели обязательные банальные разговоры во время танцев.

Володин подумал, что, как это ни странно, ему ни разу еще не приходилось видеть, как женщина снимает свои очки, то есть как бывает, если она в очках, когда же это она, в какой момент, успевает их снять...

— Интересно, — спросила она потом со слабой, чуть виноватой улыбкой, — кто-нибудь из женщин устоял перед тобой?

Когда-то ему бы это польстило, впрочем, и сейчас, конечно, ее слова были приятны, но ему еще и подумалось — совсем уж, наверное, некстати, — что сказала она это скорее все-таки для себя, чтобы оправдаться, может быть, не только в его, но и в своих глазах за сегодняшний вечер.

Хотелось ответить, что бывали, бывали в его жизни и такие женщины, только он всегда торопился уйти от них: слишком мало было времени, чтобы оставаться рядом... Но разве это было важно и нужно сейчас?

А что вообще было важно сейчас и нужно?

— Ты мужа любишь? — зачем-то спросил он. Понимал, что не надо бы, что и непорядочно, наверно, об этом сейчас спрашивать, не по-мужски это, а вот — спросил все-таки. Нужно же было понять когда-нибудь, отчего все это случается.

— По-своему, наверно, люблю, — спокойно сказала она, глядя прямо перед собой блестящими в темноте зрачками.

«Когда это она очки сняла? — подумал он с безразличием. — Значит, по-своему любит...»

— А со мной зачем же?.. — грубо спросил он. Куда уж грубее...

— Понравился очень, — ласково проговорила она.

— Или просто от скуки, — сказал он.

Она тихо рассмеялась и нежно, легко погладила его лицо кончиками пальцев.

— Разве тебе было плохо со мной?

Нет, ему не было плохо. Но хотя ничего, кроме благодарности, он не испытывал сейчас к этой женщине, было на душе грустно, и как-то очень бледно, невнятно мелькнула вдруг мысль — она была для него внове, и он с удивлением чуть задержался на ней, — мысль о том, что в таких отношениях, как сегодняшние, есть что-то уже не устраивающее его, и смутное беспокойство, даже чувство какой-то вины, что ли... Его вины? Перед кем?..

Володин снова подумал об этом, уже выйдя на шоссе и садясь в кабину попутного грузовика. Но подумалось теперь как-то отчетливее, и не об ее нечестности перед мужем, а о нечестности своей, именно о своей вине перед человеком, которого он вообще-то знал, наверно, в лицо, может, даже здоровался с ним, не думая тогда, что вот так все случится.

Тут он попробовал даже высмеять себя перед самим собой за посетившее его вдруг невзрослое, ненужное и глупое угрызение совести. «Ты же взрослый человек», — сказал он себе укоризненно. «Ты же взрослый человек», — пробормотал он вслух, а шофер с удивлением взглянул на него и усмехнулся.

«И вообще, все мы взрослые люди», — снова подумал Володин, имея в виду уже не только себя, но и ту женщину.

А все же у него на душе было бы гораздо спокойнее сейчас, служи, например, ее муж на берегу. Но в том-то и дело, что он был сейчас в море, где-то в Атлантике или в Средиземном, там, где завтра мог быть и сам Володин.

И было сейчас то странное, почти смешное и, уж во всяком случае, труднообъяснимое в эти минуты чувство какой-то даже мужской солидарности не вообще с этими людьми, но именно с ее мужем, а ее вина — была же ведь все-таки и ее вина? — казалась теперь виной не только перед одним ее мужем, но перед всеми, кто был с ним в море. И, значит, его, Володина, вина — тоже...