Случайные обстоятельства. Третье измерение

— Начальник штаба велел предложить вам новую должность, — объяснил Букреев. Он подошел к окну. Метель только начиналась, значит, автобус успел проскочить, и, взглянув на часы, Букреев подумал, что Мария Викторовна должна уже подъезжать к аэродрому. — Не все ли равно, где служить? — спросил он.

— Считал, что не все равно, — ответил Володин.

— Да? — Букреев быстро взглянул на своего штурмана, снова отвернулся к окну и, наблюдая, как прямо на глазах уже заносит снегом дорогу, спросил участливо: — Кстати, а как вы себя чувствуете?

Тут уж Володин действительно ничего не понимал. Желудок у него, правда, побаливал одно время, Редько даже хотел в госпиталь положить, но потом все прошло. К чему вдруг командир спросил сейчас о здоровье?..

— У вас ведь, кажется, что-то там с желудком, — сказал Букреев с досадой.

Не мысль даже, а какая-то смутная, еще не осознанная до конца догадка мелькнула в голове у Володина, и он, все еще не понимая командира, все-таки чувствовал, даже знал уже, что отвечает сейчас правильно.

— Бывает иногда, товарищ командир, — неопределенно сказал он.

— А бывает, — Володину даже почудилось в голосе командира какое-то облегчение, — так надо на обследование ложиться. Я помню, доктор хотел вас даже в госпиталь упрятать...

— Так это давно было, товарищ командир. С тех пор уже все...

— Вы только без бравады, — строго сказал Букреев. — И не нам с вами решать — все или не все. А служба не волк — в лес не убежит. И если, конечно, доктор настаивает... Ясно?

Ничего ему опять не было ясно, но Володин был исполнительным офицером и потому ответил:

— Так точно, ясно, товарищ командир.

— Вот и добро, штурман. Действуйте.

— Есть действовать, — совсем уверенно сказал Володин, так и не понимая, впрочем, как и зачем ему надлежит действовать.

Букреев внимательно посмотрел на него, с сожалением подумал, что даже штурман не всегда его понимает («Она бы вот сразу поняла», — подумал он о Марии Викторовне), но простил Володину за одну только готовность, за одно желание штурмана понять своего командира.

— Можете идти, — разрешил Букреев. — Да, — остановил он, — врач наш здесь или уже к подругам в госпиталь подался?

— Здесь, товарищ командир, — улыбнулся Володин.

— Пришлите его ко мне.

— Интересно, чего это он вдруг именно сейчас вспомнил о госпитале? — удивился Редько. — И совсем я не настаивал. Давно как-то был разговор, так он меня оборвал: не время по госпиталям валяться, лечите на месте, если надо...

— Понимаешь, Иван, — задумчиво сказал Володин, — есть у меня одна версия...

— Ну?

— Переждать, наверное, надо. Дотянуть, пока адмирал с морей вернется.

— Я не понимаю: ты что, не хочешь в помощники?

— Хочу. Но у нас. Пусть позже, но у нас.

— Честное слово, — рассердился Редько, — взрослые люди, а все еще в оловянных солдатиков играем. — Выходя из каюты, он даже хлопнул дверью.

— Что ж это вы за личным составом не смотрите? — почти добродушно встретил его Букреев.

Редько хотел было обидеться на этот несправедливый упрек, но упрека-то как раз и не было вроде, а то, что было в тоне, а не в словах Букреева, показалось настолько неожиданным — так оно не вязалось с обычной манерой командира, — что Редько обижаться повременил, а стал осторожно вникать в суть дела. Понятно, что речь сейчас могла идти не вообще о личном составе, а именно о штурмане, значит...

— Я как-то докладывал вам, товарищ командир, — напомнил Редько.

— Докладывали, — охотно согласился Букреев. — Но сами ведь знаете: все время плавали, потом стрельбы, недосуг было... Как он сейчас? Все жалуется на здоровье?

— Да вроде бы...

— Что значит — вроде бы?! Нуждается наш штурман в обследовании или нет?

— Если человек жалуется, — осторожно сказал Редько, — то надо его обследовать, конечно...

— Именно! — одобрительно сказал Букреев, почти ласково глядя на Редько. — Хороших офицеров беречь надо, их не в училищах, а на флоте делают. И не за один год... И если штурман, как вы докладываете, жалуется на здоровье...

— Сегодня вот пожаловался, — решил вспомнить Редько.

«Ну, сегодня!.. Сегодня — не годится, — подумал Букреев. — Очень уж это будет несерьезно выглядеть... Подозрительная какая-то срочность. Нет, несолидно получается, Иван Федорович...»

— Да он, по-моему, месяца два жалуется, — напомнил Букреев. — А вы не настояли в свое время...

«Я же еще и виноват! — оскорбился Редько. — Перед тобой настоишь!.. Это сейчас ты почему-то покладистый...» Профессиональное его самолюбие, однако, страдало оттого, что как же это он, врач, действительно, не потребовал...

— Ладно, хоть теперь не тяните. Все-таки два месяца человек жалуется на это... — Букреев затруднился сказать, на что штурман жалуется, и вопросительно взглянул на Редько.

— Боли в эпигастральной области, товарищ командир, — подсказал Редько. — Умеренные боли в эпигастральной области...

— Да, в эпигастральной, — согласился Букреев. — Это — здесь? — указал он на свой живот.

— Так точно.

— А то, что вы называете «умеренные боли», — может, совсем они не такие уж умеренные? Скрытный он, ваш Володин. Чего плечами-то пожимаете?