Случайные обстоятельства

Спустя минуту Каретников вдруг признался ей, что очень не хотелось перед ней выглядеть, ну, что ли... Он стал подыскивать слова, чтобы передать ими недавние ощущения — и свое одиночество на той вон скамейке, и опасение, что она это со стороны может понять в нем, — но она, мягко улыбнувшись, сама договорила за него:

— Не хотели сочувствия?

Каретников поразился, как она сумела это угадать, и забеспокоился: ее улыбка что-то немедленно напомнила ему. Ну конечно! Отец тоже всегда так улыбался — застенчиво и вроде бы чуть виновато.

При этом воспоминании что-то, видимо, появилось в его лице, потому что она, чутко уловив это, спросила участливо:

— У вас... что-то случилось?

Каретников помедлил и удивленно сказал:

— А вы... ведьмочка какая-то, честное слово.

Так он, ласково посмеиваясь, и называл ее потом, все время не переставая удивляться какой-то необыкновенной ее способности угадывать все, что он чувствовал, о чем по тем или иным причинам не всегда договаривал, а порой даже и то, о чем лишь успевал подумать.

Как будто и не глядя на него, не замечая его короткого оценивающего взгляда, брошенного иногда украдкой на проходящую мимо них женщину, Вера тем не менее тут же спрашивала с мягкой неосуждающей улыбкой:

— Понравилась?

— Ну что вы!.. — Невольно он выдавал себя этим торопливым восклицанием, из-за этого чуть смущался и, посмеиваясь, сокрушенно вздыхал: — Просто невозможно!..

Искоса поглядывая на нее, он подозревал, что и тут она уже все заранее поняла, то есть все, что он собирался дальше сказать: и то, что иметь такую жену, как она, это же форменное бедствие, и то, почему, мол, бедствие — ведь все замечает, ведьмочка, все чувствует, ничего и скрыть невозможно!

А она словно бы и в самом деле все понимала в нем и радостно удивлялась себе, потому что никогда не думала, что кого-то вообще можно так предугадывать — жест, мимику, взгляд, даже движение губ, которые еще только собирались произнести слово. Уж, казалось бы, кого ей и понимать, как не своего мужа, если они в согласии прожили двадцать с лишним лет и она действительно понимала его, знала все мельчайшие его привычки, но понимание это было все же объяснимым, оно складывалось постепенно, годами и десятилетиями, было чем-то выученным, затверженным, усвоенным путем длительных повторений, было с ее стороны лишь, в конце концов, суммой ответных действий и слов, совпадающих с действиями и словами другого человека как необходимое условие согласной жизни. Все, что угадывалось ею в муже, ей просто надо было угадывать, а теперь она вдруг увидела, что угадывать что-то в другом человеке — это уже само по себе такая радость, что, кажется, ничего другого ей и не надо, только бы длилась и длилась такая возможность. Впрочем, она понимала, что Андрею Михайловичу, как, наверно, и любому мужчине, этого мало, тем более что курортные отношения, как она, впервые в своей жизни приехав в санаторий, скоро увидела, были особенными, со своими облегченными правилами и несложной моралью.

Соседки по палате заинтересованно расспрашивали о ее отношениях с Андреем Михайловичем, сначала обижались, считая, что она притворяется перед ними, осторожничает, скрывая свою близость с ним, а потом — то ли поверив ей, то ли проницательно высчитав по времени, что ей, кажется, и впрямь некогда быть с ним наедине, раз их постоянно видят то на пляже, то в парке, то в кино или на улицах городка, — стали посмеиваться и увещевать ее. Одна из них, веселая курносая толстушка, говорила, что зря она, Вера, так глупо ведет себя, все равно никто ей за это памятник не поставит, а другая, высокая, худая, с тонкими бледными губами, даже осуждающе сказала Вере однажды, что это же уметь надо: такого видного мужика подцепила, под метр девяносто, а никакой от этого пользы, только другим дорогу перебежала, да и об Андрее Михайловиче она тоже потом неодобрительно высказалась в том смысле, что вообще какой-то не тот мужик нынче пошел, какой-то совсем не предприимчивый, ленивый, все теперь надо за него решать, прямо хоть сама... Тут она произнесла слово, которое очень развеселило толстушку и несколько смутило Веру, ибо во всей ее предыдущей жизни услышать такое от женщины ей не доводилось еще.