Женевьева связалась с дежурным совета, рассказала о происшедшем и попросила немедленно разыскать Алонда Макгрегора, после чего без сил опустилась в кресло. Изредка поглядывала на фигуру, висящую в глубине контейнера. Время от времени вспыхивал экран внутригородской связи, но не было сил подняться, нажать клавишу ответа и сказать «Слушаю». Короткий разговор с пришельцем опустошил ее. Хотелось посидеть, закрыв глаза, сосредоточиться.
Да и кому она могла понадобиться в этот поздний час? Женевьева жила одна, ведая только работу и немногочисленных друзей. Но друзья едва ли станут беспокоить ее ночью, да еще на ответственном дежурстве. Родственники тех, кто в клинике? Пусть обращаются в справочный отдел. ЭВМ скажет им больше и объективней. Разве она в силах, несмотря на феноменальную память, держать в голове несколько тысяч историй болезней? Быть может, Зоя?.. Но разговаривать с ней совершенно нет сил. Что сказать ей, чем утешить? Весть о разговоре с пришельцем только разбередит ее раны и вселит несбыточные надежды.
Когда дежурство подошло к концу, Женевьева сдала его и покинула медцентр.
На улице было белым-бело. Снег под утро перестал идти. По-хозяйски расположившись повсюду, он сделал спящий город светлым и праздничным. Пушистые ветви деревьев казались выкованными из серебра. Крупные россыпи звезд, нависших над окрестными горами, начинали одна за другой гаснуть, бесследно растворяясь в сереющем небе.
После помещения на свежем воздухе хорошо дышалось, и она несколько раз с наслаждением вздохнула полной грудью.
Еще при выходе с территории медцентра Женевьеве показалось, что впереди мелькнула какая-то тень. Прохожих в этот час не было, и она решила, что ошиблась. Остановилась, прислушалась. Шагов не было слышно. Город спал, с рассветом начинался обычный трудовой день.
«Нервы, нервы, – подумала Женевьева, снова набирая шаг. – Нужно бы отдохнуть, но сейчас это невозможно. Друзья приглашали отдохнуть на спутнике Юпитера, в санатории невесомости, а я им даже ответить не удосужилась…»
Тень впереди снова мелькнула и скрылась в парадном. Теперь стало ясно: Женевьеву кто-то преследовал.
«Ну вот, значит, и я кому-то понадобилась», – невесело покачала она головой. Повернуть назад ей, однако, и в голову не пришло. Не в се характере было избегать опасности. Женевьева спокойно прошла мимо парадного и, когда сзади послышались быстрые, еле слышные шаги, звук которых скрадывался снегом, резко обернулась и пошла навстречу преследователю. Женский силуэт в предрассветной мгле показался ей знакомым. Впрочем, в неверных бликах, отбрасываемых новорожденным снегом, немудрено и ошибиться.
– Женевьева… – тихо произнесла женщина, когда они поравнялись.
– Зоя? – поразилась Лагранж. – Что ты здесь делаешь в такую пору?
– Жду тебя, – просто ответила Зоя Алексеевна.
– Всю ночь?
– Я знала, что ты сегодня дежуришь у контейнера… там. Но не знала, когда закончишь.
– Позвонила бы… – вырвалось у Женевьевы, но она тотчас прикусила язык.
– Звонила, – вздохнула Зоя. – С самого вечера, много раз. Сначала из дому, потом, когда уложила Андрюшку, – из каждого уличного видео. Ты не отвечала, опять что-то на линии. Случайные помехи… Похоже, весь мир сошел с ума. Или я, по крайней мере, – добавила она. – Мобильник – хоть выброси.
– У тебя зуб на зуб не попадет, – сказала Женевьева. – Пойдем ко мне?
– Пойдем, – согласилась Зоя.
Женевьева взяла ее под руку, и они пошли рядом по пустынной улице, удаляясь от купола.
– Послушай, почему ты не пришла ко мне прямо домой? – через несколько шагов нарушила молчание Женевьева. – Ты же знаешь, дверь у меня никогда не запирается.
– Знаю, – кивнула Зоя. – Было время, мы заходили к тебе с Сергеем в любое время дня и ночи.
– Подождала бы.
– Ты же знаешь, Женевьева, – покачала головой Зоя, – не к тебе мне нужно.
Лагранж промолчала.
– Как он сегодня? – спросила Зоя с робкой надеждой. – Есть улучшение?
– Трудно сказать. В нескольких словах не объяснишь.
– А ты попробуй, подруга, – невесело усмехнулась Зоя. – Я понятливая. Что молчишь?
– Сначала согрейся, в себя приди, – посмотрела не нее Женевьева. – На тебе лица нет.
Старенькая пневмокапсула с протяжным шумом затормозила на сорок четвертом этаже.
– Никак не привыкну к этой допотопщине, – пожаловалась Женевьева, выходя из кабины. – Уши каждый раз закладывает.
– Смени жилье, – сказала Зоя. – Тебе сколько раз предлагали квартиру поближе к работе.
– Ты же знаешь, я, как кошка, к району привыкаю, – виновато улыбнулась Женевьева. – И потом, я люблю эти старые дома. Они хранят какой-то особый уют, в них обитают старые духи, живет дыхание протекших столетий…
Они обменивались ничего не значащими фразами, инстинктивно оттягивая тягостный для обеих разговор. Толкнув дверь, Женевьева первой пропустила Зою, затем вошла в квартиру сама, не зажигая света. За окнами вставал тусклый рассвет, все в комнате казалось зыбким, нереальным. Не сговариваясь, женщины присели на разных краешках софы, они напоминали два одноименных электрических заряда, отталкивающих друг друга.