– Давненько я у тебя не была, – заметила Зоя, оглядываясь. – Ничего не изменилось.
– Редко заходишь.
– Редко приглашаешь.
– Хочешь, сварю кофе? – перевела разговор Женевьева.
– Я не кофе пить пришла, – махнула рукой Зоя.
– А я без кофе помираю. – Женевьева поднялась, вышла на кухню и через короткое время вернулась с подносом, на котором дымились две чашки ароматного напитка.
Зоя сидела в той же позе – словно нахохлившаяся птица, уставившись в одну точку.
– Теперь все? – подняла голову Зоя, когда Женевьева поставила перед ней чашку, над которой закручивался легкий парок. – Программа твоего гостеприимства завершена?
– Не понимаю…
– Скажи мне, Женевьева… Во имя наше дружбы… во имя Сергея. Знаешь, он о тебе говорил в самый последний день на Земле, перед стартом «Анастасии». Ты сама не знаешь, как тепло он к тебе относился… Ой, я не то говорю, мысли путаются. Женевьева, объясни: что происходит?
– Выпей кофе, тебя знобит, – кивнула Женевьева на низенький столик.
Зоя, не глядя, взяла чашку и сделал глоток. Этот жест, быстрый и порывистый, чем-то напомнил Женевьеве прежнюю бесшабашную Зойку, когда они дружили втроем. Женевьева, что греха таить, была неравнодушна к статному кареглазому слушателю Звездной академии. Впрочем, об этом, похоже, не узнала ни одна душа в мире. Может, из-за того давнего чувства она и осталась на всю жизнь одинокой?
На Зою она смотрела с болью и состраданием: глубокие утренние тени очень старили ее. Женевьеве подумалось, что такой Зоя должна стать добрый десяток лет спустя.
– Что разглядываешь? – забеспокоилась Зоя. – У меня что-то не так?
– Все в порядке.
– Не томи! – вырвалось у Зои. – Скажи честно, что с Сергеем?
– Ты все знаешь сама. Есть серьезные опасения, что это не Сергей, а кто-то другой.
– Пустите меня к нему, и я сразу скажу, он это или не он. Чего проще?
– Исключено.
– Он так обезображен?
– Дело не только в этом, – произнесла Женевьева, водя пальцем по цветастому подносу.
– Да в чем же, наконец? – ударила Зоя кулаком по столу.
– Не могу сказать. Я связана словом. Пойми, это тайна, Зоя, миленькая. От нее зависит, быть может, само существование человечества.
– Слова, слова… – метнула Зоя взгляд на собеседницу. – Я жена, жена его! – перешла она на крик. – Ты в силах это понять? Нет, тебе не дано… Какую опасность может представлять для человечества один-единственный человек, да еще так пострадавший. Не важно – Сергей это или не Сергей. Какие-то смертоносные бациллы у него? Люди и не с такими опасностями справлялись!
– Потерпи.
– Знаешь, кто ты? – воскликнула Зоя. Она чувствовала, что через мгновение пожалеет о сказанном, но сдержать себя уже не могла. – Ты робот, кукла бесчувственная! Истукан! тебе неведомы человеческие чувства, ты не знаешь, что такое сострадание, что такое любовь. А он так к тебе относился, Сергей… Он портрет твой выгравировал на самом дорогом для него подарке!..
– Успокойся, прошу тебя, – тихо проговорила побледневшая Женевьева.
– Тебе нужно одно: как бы чего не вышло.
– Ты несправедлива.
– А ты справедлива? А вы все с Макгрегором, вы со мной справедливы? Для вас важна только наука, результат, чистота эксперимента, – продолжала выкрикивать Зоя. – Ты представила себе хоть на минуту, как я не сплю ночами, совсем извелась, в голову самое чудовищное лезет. А Андрей? На него смотреть страшно. Он спрашивает, а я не знаю, что ему отвечать. Лучше убить меня, чем держать в неведении! Скажи правду. Я двужильная, все вынесу… И дам слово, что никому ничего не скажу… За семь лет у меня душа стала тверже стали. Говори же, черт возьми! – С этими словами Зоя схватила свою недопитую чашку и с силой швырнула ее на пол. Фарфор с треском разлетелся, усеяв пол мелкими осколками.
– Спасибо, что не в лицо, – произнесла Женевьева со странной улыбкой.
Зоя закрыла лицо руками.
– Прости, прости меня, Женевьева. Сама не знаю, что творю.
– Это я должна просить у тебя прощения, – покачала Лагранж головой. – Мы не имеем морального права скрывать от тебя истину. Ты обязана все знать.
– А как же… судьбы человечества? – медленно подняла на нее глаза Зоя.
– Я могу доверять тебе?
– Как самой себе. Нет ничего страшнее неизвестности, – проговорила Зоя, глядя в окно с отрешенным видом.
– Я скажу правду.
Приняв решение, Женевьева поднялась, глаза ее сузились и потемнели, как всегда в минуты сильного волнения. Совсем рассвело. Похрустывая осколками, она прошла к окну и стала к нему спиной.
– Видишь ли, Зоя… Истина не известна никому на Земле. Никто не знает, кто появился на Пятачке.
– Какая же это тайна?
– Погоди. Ты не знаешь другого, самого главного. Имеются основания подозревать, что вернувшийся – не человек.
– Не человек? – переспросила Зоя. – Но кто же тогда?
– Помнишь тристаунские события?
– Такое не забывается.
– Ученые полагают, что их тоже вызвал инопланетянин. В этом, например, уверен Макгрегор.
Зоя низко наклонила голову. Словечко «тоже», больно резанув слух, разъяснило ей все, хотя разум отказывался поверить в такое. Несколько минут она сидела в полном оцепенении.