— Я не подозревал, — у него перехватило горла. — Но такое порой случается, ты же знаешь, после разбирательств в суде. — Он отдавал себе отчет в том, что стремится покрыть Бруно так основательно, словно Бруно — это он сам, а сам он — убийца. — Когда мы сможем увидеться, Анна? Можно вечером к тебе приехать?
— Вообще-то меня с родителями ждут сегодня на каком-то благотворительном сборище. Письмо я могу выслать почтой, срочной доставкой, оно будет у тебя завтра утром.
Оно и вправду пришло на другой день — вместе с очередным планом от Бруно и последним абзацем, где тот распинался в сердечных чувствах, но при этом угрожал, упомянув письмо к Анне и пообещав продолжение.
22
Гай присел на край постели, закрыл лицо руками, но заставил себя их опустить. Это все ночь виновата, это она исказила плоть его мыслей, ночь, и мрак, и бессонница. Однако же и у ночи есть своя правда. Просто ночью к правде подходишь под определенным углом, но сама правда — она все та же. Если он обо всем расскажет Анне, не сочтет ли она его отчасти виноватым? Выйдет ли за него? Сможет ли? Да что он за зверь такой, что способен сидеть в комнате, где в нижнем ящике лежат планы убийства и револьвер, чтобы их исполнить?
В поредевшей предрассветной мгле он стал разглядывать в зеркале свое лицо. Рот слегка перекошен влево и вниз, совсем не его. Полная нижняя губа стала тоньше от напряжения. Он постарался заставить глаза замереть на мгновение в абсолютной неподвижности. Из-за бледного полукружия век они бросали ему в лицо неумолимое обвинение, словно глядели на своего палача.
Одеться и выйти пройтись или попытаться уснуть? Он легко ступал по ковру, бессознательно избегая участка у кресла, где скрипел паркет.
Если Бруно найдет кого-то другого для убийства отца, одних этих писем с лихвой хватит, чтобы осудить Бруно. Он может поквитаться с Бруно за все зло, что тот ему причинил. Но Бруно, со своей стороны, ответит на это враньем, которое припишет ему планы убийства Мириам. Нет, Бруно просто нужно дать время подыскать другого исполнителя. Стоит ему еще немного потерпеть, выдержать Бруновы угрозы, как все кончится и он сможет спать. Если убивать будет он, то не станет пользоваться большим люгером, а использует маленький револьвер.
Гай с трудом поднялся с постели, разбитый, злой и ужаснувшийся от слов, которые только что мысленно произнес.
— Здание «Шоу», — сказал он самому себе, как бы объявляя новую сцену, как если б ему было дано собственной волей переставить стрелку с ночного пути на дневной.
— Мистер Хайнс!
Гай вздрогнул и порезался. Положив бритву, он вышел в прихожую.
— Привет, Гай! Что, еще не надумал? — в этот ранний час голос в трубке звучал похотливо, безобразно искаженный на путаных путях ночи. — Или этого мало?
— Мне нет до тебя дела.
Бруно расхохотался.
Гай повесил трубку дрожащей рукой.
Этот звонок весь день отдавался в нем дергающейся болью. Ему до смерти хотелось увидеться вечером с Анной, он отчаянно тосковал по той минуте, когда, дожидаясь в условленном месте, заметит издалека ее фигурку. Но в то же время он хотел лишить себя ее общества. Чтобы как следует вымотаться, он совершил долгую прогулку по набережной, но спал все равно плохо, замороченный цепочкой дурных сновидений. Все пойдет по-другому, считал он, как только «Шоу» подпишет контракт и он сможет с головой уйти в работу.
Дуглас Фрир из «Компании Шоу по торговле недвижимостью», как и обещал, позвонил утром.
— Мистер Хайнс, — произнес он своим тягучим хриплым голосом, — мы получили относительно вас весьма любопытное письмо.
— Что? Какое письмо?