Случайные связи

Только что он шел по улице и думал, что всегда предпочитал дню ночь, в особенности же то неуловимое и словно бы скупое на краски время суток, когда одно плавно переходит в другое. Только человеку, лишенному детства, не ведома странная боязнь вечера. Но вместе с тем быстрое угасание дня приносит облегчение. Снова и снова мы сталкиваемся с этой тайной: что же происходит? Внезапно пустеют террасы кафе. На улицах воцаряется неопределенность. Движение затихает. Люди возвращаются домой, чтобы вновь уйти. Наступает антракт, все меняют костюмы. Мы знаем, кем были, но не знаем, кем станем через мгновение.

В Париже с приближением ночи Тристану особенно нравились залитые бесполезным светом бульвары. И напротив — брусчатые улочки, все еще встречающиеся в районе Монмартра; в этот удивительный час кажется, что они сотканы из заговорщической тишины, похожей на ту, что царит зимой на пустынном пляже. Антракт скоро кончится, так что пора возвращаться в зал, ибо скоро потушат свет.

А. не знает, что сказать, двумя руками держит чашку кофе. Тристан с преувеличенным благодушием смотрит в пустоту. Он как будто ее не замечает.

— Что случилось?

— Я люблю ночь, вот и все.

А. пытается изобразить безразличную улыбку, в этой неудачной попытке есть что-то очень трогательное.

— Да, я люблю только ночь, — повторяет он. — Зимние ночи, когда идет дождь и рядом никого нет.

— Что ты городишь?

— Или такие ночи, когда чувствуешь себя одиноким и идешь подыскать себе девочку с панели. Мы ведь так с тобой познакомились?

Она на мгновение задержала на нем взгляд, пытаясь понять, шутит он или нет. В его словах ощущались не скука и безразличие, а жестокое отчаяние, которое, подобно слишком яркому свету, позволяет видеть лишь отвратительную сущность вещей — их грязные тени на белой стене.

Чтобы сменить тему, А. рассказала ему о статье, которую писала. Речь шла о гениальном, но совершенно неизвестном поэте — Филиппе Соти, который недавно скончался.

— Соти был немного сварлив, — объясняла она. — Надо сказать, что его практически забыли. В последние годы он заявил, что не желает более видеть своих читателей, наказывая их за непостоянство, за то, что их ряды постепенно растаяли. Его жена из сострадания иногда выходила и звонила в дверь. Что ты об этом думаешь?

— Ничего.

— Ты не слушаешь меня?

— Нет.

Не на шутку разозлившись, А. вскочила. Ничего другого ей не оставалось. Он явился к ней без всякого предупреждения и валял дурака. Ей было совсем не смешно. И теперь, если он не возражает, она хотела бы вернуться к работе. Она и так уже сегодня выбивается из графика. И, хотя он предпочитает зимние ночи, сейчас самый разгар дня, к тому же на дворе лето, а ей необходимо закончить статью.

Он хмуро на нее взглянул, подошел и погладил по щеке. Она насторожилась.

— Я люблю тебя, — сказал он ей тогда.

Казалось, это признание ее удивило, его тоже. Такого Тристан ей никогда еще не говорил. Все вышло как-то само собой. В тот же момент он понял, что это были лишь слова. А. стояла перед ним как вкопанная, не зная, как реагировать.

— Во что ты играешь? Не успел войти — несешь всякую чушь!

Тристан резко от нее отвернулся.

— Ты уходишь?

Он молча направился к выходу, элегантный и невозмутимый.

— Ты сумасшедший.

Он закрыл за собой дверь. А. улыбнулась, словно зная, что он сейчас же вернется.

Не прошло и минуты — раздался звонок.

Тристан ждал на лестничной площадке, прекрасно понимая, что смешон. В самом деле, во что он играет? Он позвонил еще раз. Она не открывала. «Да что она там делает?» В какой-то момент ему показалось, что она не откроет. Она восхищала его все больше.

Он размышлял о том, что сказал ей про девушек с панели. Всякий раз при встрече с проституткой его охватывало странное, противоречивое влечение. И в некотором роде то же самое чувство он испытывал к женщинам, с которыми периодически встречался и которых из вежливости называл любовницами. Разве у меня не было когда-то счастливого детства? И почему же оно завело меня в эти шумные бетонные улицы без единой травинки? Ведь еще свежи воспоминания о ковре-самолете, который мчал мои любовные мечты. Печально, что сегодня это прекрасное прошлое лишь питает мой скептицизм и уверенность в непоправимой утрате.

Он все еще находился на площадке, когда наконец услышал за дверью шаги. И дверь открылась. А. стояла перед ним нагая. Он некоторое время смотрел на нее: она была действительно прекрасна. Она взяла его за руку, отвела в салон и, прильнув к нему, прошептала на ухо: «Я тоже».

Тристану потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, о чем это она.

26.

Они занимались любовью в салоне. Казалось, А. полна неподдельной страсти, и Тристан дивился своему безразличию. Он ни на секунду не терял голову: он мог разглядывать ее, любоваться собой в объятиях великолепной женщины, но все это лишь тешило его самолюбие.