Случайные связи

Она слегка пожала плечами и пошла в спальню одеться. Он последовал за ней и зашел в ванную. Она рассказывала про своих учеников. Один из них притащил с собой спичечный коробок, и на перемене это стало причиной всеобщего оживления… Тристан слушал отстраненно, подыскивая слова. Внезапно он увидел свое отражение и вновь уловил в своем взгляде неутолимую жажду разрушения.

Амели в этот момент оказалась за его спиной и, заметив в зеркале выражение его лица, ужаснулась.

Порою Тристану открывались самые темные стороны его души, его чрезмерная жестокость, из-за которой он был способен убить, уничтожить. Пусть это были всего лишь неосознанные стремления, но он знал, что насилие тоже позволяет возвыситься. Некоторые мистики скажут, что присутствие Бога ощущаешь не в покое и тиши уединения, а именно в крайних проявлениях чувств: через страдания, слезы и унижения.

— Что с тобой?

Тристан взял себя в руки, повернулся и обнял ее. Он чувствовал, что неспособен причинить ей боль. Он думал об этой маленькой женщине, с которой однажды случайно столкнулся на площади Сен-Сюльпис, об этой женщине его мечты. Она появилась в лучах майского солнца подобно чуду. На ней было голубое платье с глубоким декольте, справа в волосах красовалась заколка. Помните это время года, когда женщины примиряются с климатом и по возможности стараются обнажиться? Все эти открытые плечи, затылки, сияющие майские улыбки. Что такое красота? Скромность, ответила бы Амели. О да, конечно, но когда она скрыта, незаметна, когда уступает место женской дерзости. Не подскажете, где находится польский книжный? Тристан вспоминает этот момент как один из самых прекрасных в своей жизни. Как он мог допустить, чтобы все настолько испортилось?

Он долго смотрит на Амели. Он вспоминает всю их историю, историю, которую еще минуту тому назад собирался похоронить. Амели стоит перед ним, в ее глазах можно прочесть все их прошлое: он дошел до того, что совершенно спутал чувства с воспоминаниями.

Она не понимает, что с ним происходит. И потому переспрашивает с некоторым смущением:

— Что с тобой, в чем дело?

— Дело в том, что я люблю тебя, вот и все.

Она смотрит на него взволнованно.

Раз говорит, что любит, зачем же тогда встречается с другими? И как только она его терпит? Если бы у нее хватило смелости, она бы ушла. Но она прекрасно знает, что не уйдет никогда. Она так сильно его любит, что предпочитает быть с ним любой ценой, даже ценой самоунижения.

Тронутый ее красотой, он сжимает ее в объятиях. Сейчас, когда она рядом, он понимает, что не в состоянии оставить ее. Он слишком привязан к ней. «Я не могу без нее жить, — думает он, разыгрывая перед самим собой любовную комедию и от души восторгаясь этим занимательным зрелищем. — Я люблю ее».

В эту минуту он позабыл про все. Забыл извечный страх пройти мимо жизни, этот страх, толкающий его из одних объятий в другие, — страх смерти. Возможно, сегодня он выглядит нелепым. Но кто сможет поспорить с ним в рьяности по отношению к собственным терзаниям? Он вкладывает всю душу в свои крушения, усердно пестует свои сомнения, пытаясь отыскать в своих душевных порывах то, что сможет отвратить его от окончательного падения. Уверенность в необходимости разрушать, разрушать и разрушать. Ибо такова цена спасения.

В это мгновение все его помыслы лишь об одном: никогда больше не причинять страданий Амели, избавить ее от тирании сомнений. Он говорит себе, что она женщина его жизни. Но этого, к сожалению, недостаточно, чтобы она стала единственной.

— Как твое состояние? Думаешь, сможешь поехать в Довиль?

Она утвердительно кивает головой. Но она не знает, что, соглашаясь на эту поездку, соглашается на верную смерть, подписывает себе смертный приговор.

Внезапно, на какое-то мгновение, у Тристана буквально перехватило дыхание: образ женщины, стоявшей подле него, женщины, которую, как ему казалось, он любил, предстал перед ним окутанный голубоватой дымкой ностальгии. И одновременно с этим приступом нежности на него вдруг нахлынуло ощущение чрезвычайной хрупкости вещей, ясное осознание их неминуемого ухода, словно бы опережающее эту неизбежность.

И тогда лицо Амели стало похоже на одну из тех фотографий погибших, что показывают после их смерти с тихим комментарием: «Это снято как раз накануне!»

ВТОРАЯ СФЕРА

1.

И вот мы видим ее там, в незнакомом помещении: она тихонько вздохнула, но еще не открыла глаз. Она уже не спит, но еще не вполне осознает, где находится.

Потом внезапно она открывает глаза. Ей зябко. Ветер играет белой занавеской. Она тихонько встает закрыть окно и видит распростертое перед ней море. Бледность неба указывает на то, что еще очень рано. Она оборачивается: Тристан спит лежа на животе, закрыв подушкой голову, так, что виден только торс. «Он еще спит», — замечает она про себя, прежде чем снова лечь.

Дома, в Париже, как правило, Амели всегда встает первой, и это ее огорчает. Но сегодня все по-другому: она счастлива, что она с ним, в этом отеле, в Довиле, и может сполна насладиться ранним утром.