Случайные встречи…

– Не стану. – Всё так же неучтиво ответил я, и тут, на моё счастье, прозвенел звонок.

Биология была последним уроком, и, вцепившись в портфель, я побежал домой. Снег и солнце празднично украсили нашу, ничем не примечательную, обычную улицу. Ветер, словно прилежный дворник, сметая сугробы то влево, то вправо, не мог никак решить, с которой стороны они смотрятся опрятнее. Из-за этого скоро сделалось довольно холодно, и я заспешил. У синичек под кормушкой на моём подоконнике были кое-какие запасы, но я не был уверен, что их хватит до моего возвращения.

Ещё издали я увидел, как топчутся на месте птицы, как, напрасно пытаясь согреться, приподнимают они свои пёрышки, мешая морозу пробраться за воротник. Когда же, на ходу вытаскивая из кармана ключи, я уронил их, голодные синички заметили меня, и вылетели навстречу:

– До-ма! До-ма! До-ма! – Кричали одни.

– По-ско-рей! По-ско-рей! – Просили другие.

Насыпав доверху семечек в кормушку, да ещё одну небольшую горку прямо так, на подоконник, я стоял и смотрел на синиц. Птицы ели, не как обычно, по кусочку, ухватив лапкой, но глотали зёрнышки целиком. Им становилось теплее, а мне почему-то хотелось плакать. Холодные, сверкающие нити снежной паутины, весьма кстати таяли у меня на щеках, так что со стороны можно было и не разобрать, что я реву…

– Синицы, эукариоты царства животных, тип хордовых, класс птиц, отряд воробьинообразных, семейства синицевые, рода синиц, латинское название Parus major…

Место, где живут люди…

Заложив серебряный пятачок луны за бархатный манжет сумерек, день порешил этот вечер провести в одиночестве. Ему наскучила бессмысленная, как ему казалось, толчея птиц, излишняя торопливость людей, что, ненадолго выйдя за ворота, выдыхая паром, скоро шагали по рельсам тропинок, подобно тепловозам, да и вообще, – охотнее сидели дома, разогревая паровые котлы в домах до крайности, но так никогда и не трогались с места. А уж про обитателей леса об эту пору, можно было и вовсе не вспоминать. Устраивая лёжки под кустами, в снегу, обитым войлоком собственной шерсти, они старались по-хозяйски распорядиться силами, и дремали, положенное им время. Так делали почти все, кроме некой одинокой косули. Её неопытность могла быть причиной того, что, вместо бережливых трат накопленного в летнюю пору тепло, она бродила по лесу взад и вперёд, сама не понимая, зачем делает это.

– Дюжина часов на ногах – и то много, – сплетничали про косулю белки. – Но она-то топчется по сугробам и день, и ночь. Куда это годится? – Притворно сокрушались они, хотя, в самом деле, им было совершенно всё равно, что там с косулей и почему именно так. Нижние этажи лесной чащи, особенно зимой, мало заботили их.

А лесная козочка и впрямь была юна и голодна, который уж день.

После того, как летом ей почти удалось ускользнуть от симпатичного юноши с крепкими рожками и заметно тяжёлым кожаным воротником76, который гонялся за ней по кустам, она отбилась от сестёр, заплутала и гуляла теперь по лесу совершенно одна.

Остаток лета и начало осени прошли незаметно. Косуля кушала подсохшие ягоды, щавель и кровохлёбку, хрустела желудями, обкусывала тонкие веточки ивы, лакомилась грибами. Одиночество не пугало козочку, она был любопытна, как все девчонки, и подсматривала за тем, как живут ежи и лягушки, мыши и змеи, жуки и бабочки. К тому же, единственный двор полустанка, возле которого она жила, охранял пёс. По ночам он выходил размять лапы, и непременно навещал косулю. Они бегали взапуски до самой речки. Пока собака купалась, косуля, отогнав чрезмерно любознательную рыбёшку, пила, а после они с псом, всё также бегом, возвращались обратно, и дремали бок о бок до рассвета за сараями.

Косуля не отходила далеко от человеческого жилья, возле которого можно было отыскать то, что не растёт в лесу: стрелки зелёного лука, липнущие к носу ладошки капусты и солёные кусочки хлеба. Те появлялись иногда в листве у тропинки, только вот она никак не могла понять, из какой именно травы они растут.

Пёс прибегал к косуле и осенью, и зимой, а если,случалось, вечером его занимали чем-либо по хозяйству, сильно скучал по козочке. Однажды, это было уже когда день стал много заметнее ночи, именно пёс первым разобрал едва слышимое, постороннее шевеление в её животе. Козочка к тому времени и сама уже понимала, что с нею происходит нечто странное. Сперва она подумала, что, может, неосторожно покушала чего-то несвежего, а потом… Началась метель и ей не пришло в голову ничего лучшего, как решиться походить подольше, в надежде, что беспокоившее её в животе нечто рассосётся само собой77.