Вокруг под ногами – целое море точно такой же травы, не менее сладкой и сочной, а вот захотелось ему именно этой, заветрившейся уже от горячего дыхания дня. Изрядно притомившись, телёнок оставил травинку и принялся пережёвывать припасённую загодя жвачку. Временами он грустно, протяжно стонет: «М-му, м-ма…»
– Мама, можно я ему помогу? – Спрашивает сынишка.
– Помоги. – Разрешаю я. – Только это не мальчик, а девочка, она.
Сыну нет и четырёх лет, но он смело направляется к тому, кто раз в пять крупнее его. Малыш заботливо расчёсывает тёлочке пятернёй чуб, снимает приклеившуюся к носу травинку и подаёт ей. Та радуется, тянется к ребёнку, нюхает выгоревшую макушку и принимается вылизывать её. Она пахнет солнцем, речной водой, счастьем… мамой! Сын смущается, ему немного щекотно, да и волосы скоро делаются влажными, но отстраниться от телёнка он не решается. Ему очевидно кажется, что если сейчас отойдёт, то это будет равносильно тому, как толкнуть рыдающего в песочнице малыша.
Из ближнего к речке двора показалась женщина с ведром, и ещё издали кричит:
– О-ох… Заморочит она голову дитёнку-то!
– Да нет, что вы, всё хорошо, – Хором выгораживаем тёлочку мы.
Женщина подходит, здоровается поближе и начинает жаловаться:
– Корову-то зарезать пришлось, старая была, недоглядела я, – загуляла она, а разродиться сама не смогла. Вот и тянется теперь теля ко всякому, мамку ищет. – Вздыхает женщина и ставит перед тёлочкой ведро с молоком. – Ей уж пятый месяц, можно бы уж и не поить, а мы всё на ферме покупаем, балуем.
Будто понимая, о чём речь, тёлочка взбивает выдохом белую пенку и, неумело шевеля хвостом, дабы отогнать от себя слепней, едва ли не всхлипывая, принимается пить. Нет рядом мамки, и чем пахнет её тёплый, родной бок, уже и не вспомнить.
Наблюдая за тем, как телёнок, прикрыв глаза, медленно пьёт из ведра, нас посещает отчётливое видение немолодой коровы с отломанным рогом, некрепкой уже, проваленной спиной, костлявым крупом и полным выменем в ажурной корзинке из нежно-голубых ручейков вен под тонкой чистой кожей. Люди, те, что постарше, умело скрывают слёзы, а маленький мальчик с мокрой зализанной макушкой, гладит тёлочку промеж ушей, роняя солёные капли из глаз прямо в молоко.
В тот же час, за рекой, на огне закатного солнца плавится лес. Сухие, озябшие от участия стволы тают и стекаются к оранжевому озеру уходящего дня, в котором волны горя и радости вздымаются, разбиваясь одна о другую.
Не умеющий понять чужих страданий, не способен познать счастье. Как тот, кому нечего терять, вроде бы и не жил.
«…время всякой вещи…»
Утро стыдливо скрывало своё неумытое лицо за сотканным из прозрачного папируса рассвета опахалом кроны зимнего леса. Расшалившись, ветер отогнул его уголок, да рассмеялся так, что посыпались излишки снежной пудры с нежных его щёк, а вместе с ними попадали и кусочки персиковых румян солнца. Пара лёгких воздушных движений пуховки облаков, – так, из жалости или намерения помочь, и день сразу невзрачен, бледен, даже как бы немного нездоров. Скрипят коленки стволов, мелкие веточки сотрясает кашель так, что даже осыпаются семена почек, лишая скорую весну части листьев и цветов.
Смущённый собственным нерадением, день мрачнел всё больше, не замечая матримониальных приготовлений синиц, поползней, воронов и белок, коим последняя декада зимы казалась не стоящей внимания безделицей. В их судьбах уже во всю бушевали шторма весенних соков. Полные чаяний новой судьбы, они не принимали всерьёз неурядицы той, что проживали теперь, но были уже все в грядущем, которое сулило избавление от прежних ошибок случайностей, где всему определено своё место, где правильное подчинено правилам, а плохое – лишь объяснимое возмездие за неповиновение им…
Угадав настроение дня, вечер довольно скоро перенял бразды правления в свои руки, и всё пошло, как нельзя лучше. Ибо, если серость дня приводила в исступление, то бессодержательность сумерек, напротив, умиротворяла, невольно указуя на то, что – «Всему своё время81
», и не пристало дню ровняться с ночью, потому, как у каждого свой черёд.– Но утро, – вспомянет, либо позабудет оно прошлый урок?..
– Да было бы оно, а там поглядим.
Некто
Ровным полукруглым куском незрелого сыра, луна обветривалась на звёздном сквозняке. Ей было немного неловко предстать на люди в подобном, определённо ущербном виде, хотя, некоторых прельщало именно это, нынешнее её состояние. Оно будило фантазии, увлекало и манило…
– Ну, коли так, – Вздыхала луна, – так и быть, потерплю до полнолуния, а пока… тешатся пусть.
Взирая на лунный огрызок, Некто предвкушал приятная глазу картина весенних велюровых полей, местами укрытых взбитыми сливками облаков, и заодно развлекал себя стойкими пиками сбитых на сторону завитков мыслей. Все они были о том, что преступно тратить себя вне призвания. Каждый рождённый, наделён особым даром, у всякого – свой талан82
, и прописанное в Библии указание о нетерпимости к бесполезному его сокрытию в недрах земной коры… Как возможно манкировать сим?!