Случайные жизни

– А кому мы там нужны? – удивилась Тома. – Моим самим жить тесно, еще я с Митенькой приеду. Отец помер – спился совсем, мать нового завела – не лучше, сама пьет, сучка, а тут мы – здрасьте, приехали. Они ж меня к себе не пропишут обратно. – Она разложила выстиранное на доске за печкой – сушиться. – Да я здесь и привыкла уже.

– По поселкам ездила?

– Ну да. На той стороне – у Белого Яра. Уже больше года как с ним по поселкам ездим. Ничего, дяденьки не обижают. Да я и не прошу много: кто что даст и ладно.

Поселки, как наш ЛЗП, были раскиданы по области: зэка не могли вернуться домой и оседали в тайге, живя по-лагерному, как жили мы на Большом Кордоне. И многие зэчки помоложе, выйдя из местных зон, оставшись без прописки и не имея специальности, принимались ездить по этим поселкам, обслуживая мужские нужды. К нам на ЛЗП тоже периодически приезжали две милые дамы, и день их приезда колонийные называли “мокрый день”.

– Одно плохо – пить заставляют, – продолжала Тома. – А я как выпью, дурная становлюсь. В тайгу бегу, словно меня кто зовет – сюда, сюда! Меня в поселке одном под Анжеро-Судженском к кровати веревкой привязали, чтоб не убёгла. Только до ведра по нужде могла дойти. Ты ж, говорят, дурочка, пропадешь в тайге, замерзнешь. Так и звали: Томка-дурочка.

Вернулся Пасюк – пригласил в баню, я отказался, попрощался и вышел. Над топившейся баней дым уходил белым столбом в черное небо. Вокруг стояла темная холодная ночь, и ни в какой парилке от нее было не отогреться.

Дома я рассказал Алёне о невесте Олексы Тарасыча, и она решила пойти познакомиться.

На следующий день Алёна отправилась к Пасюку с пачкой печенья “Юбилейное”. Тетя Настя с ней не пошла.

Забегая вперед, хочу сказать, что я исполнил свой мужской долг, и мы с Алёной поженились в ее день рождения – 18 мая – в Асиновском ЗАГСе. Ее свидетельницей была старший лейтенант МВД Людмила Николаевна Гормолысова, поскольку она все равно присутствовала – принесла мой паспорт, в который поставили отметку о регистрации брака. Моим свидетелем стал приехавший с нами в Асино Алёнин друг – пожилой цыганский вор и картежный шулер – “катала” – Светка Бебешко. Он любил Алёну то ли за то, что она – черноглазая и чернокудрая – напоминала ему цыганку, то ли за веселый нрав и бурный темперамент. То ли просто любил.

Светка отправился на регистрацию в пиджаке, надетом поверх толстого свитера, и заправленных в начищенные сапоги темных брюках. Когда регистраторша попросила его показать документ, выяснилось, что легкомысленный Светка не привез с собой даже удостоверение ссыльного. Пришлось срочно искать кого-то в коридорах ЗАГСа, и моей свидетельницей стала какая-то совершенно незнакомая женщина.

Тетя Настя не поехала в Асино, сказавшись больной, но дала мне понять, что хоть я и женюсь на Алёне, она все равно недовольна. Когда мы вернулись на следующий день, тетя Настя первым делом потребовала показать ей свидетельство о браке. Она долго его рассматривала, читая и перечитывая записанное в нем по складам. Потом она часто приходила в нашу комнату и просила показать ей свидетельство и перечитывала сделанные в нем записи, словно боялась, что со временем они исчезнут и Алёна снова окажется “бобылкой”. После нашей женитьбы она немного подобрела к Алёне, но не ко мне, считая меня виновным за будущую горькую Алёнину судьбу.

И правильно.

Никакой свадьбы не планировалось: ни желания, ни денег на организацию торжества у нас не было. Я знал, что колонийные обязательно соберут стол – “накроют поляну”, когда мы вернемся, но предупредил их, чтобы не ждали в тот же день. Мне хотелось хоть как-то отметить нашу свадьбу, и я заранее попросил у Гормолысовой разрешения остаться в Асине на одну ночь. Она разрешила и после ЗАГСа пошла вместе с нами в маленькую гостиницу около райсовета, где показала регистраторше мой паспорт. Я заплатил четыре рубля за нас с Алёной, и регистраторша – пожилая тетя с большим родимым пятном на лице – торжественно отвела нас в наш брачный чертог.

Им оказалась большая светлая комната с десятью кроватями, но мы в ней были одни: никто больше не собирался посещать Асино, по крайней мере в тот день.

– Вот эти две пользуйте, – показала регистраторша на две кровати у окна, – а остальные не троньте: у меня там чистое застелено. А то я с вас еще за койку возьму.

Мы пообещали не трогать другие кровати. Когда она ушла, я убрал тумбочку, стоявшую между отведенными нам койками, и сдвинул их вместе. Затем я сел рядом со своей женой, и мы долго молчали, обнявшись, глядя на бушевавшую за окном майскую грозу. Было не страшно.

Записки неохотника

Ясовсем забыл о политической борьбе: жизнь-выживание с тяжелым бытом и повседневной рутиной, то есть жизнь, коей жило большинство населения страны, но дотоле мне неведомая, захватила, закрутила меня в свой омут и вытеснила из головы все книжные мысли и благородные устремления. Прошлое – с его литературно-мифологическими идеалами – казалось далеким и ненастоящим. Настоящим стало житье в настоящем: без будущего и больших целей – день за днем.