Случайные жизни

Помню: сидя у него в кабинете после того, как я закончил мыть школу вечером, мы долго разбирали постановления только что прошедшего XXVII съезда, провозгласившего курс на удвоение экономического потенциала страны к 2000 году. Для меня главным в тезисах съезда был отказ от принимаемой на всех предыдущих съездах цели построения коммунизма – вместо этого декларировалась необходимость совершенствования социализма. Мы соглашались, что приоритетом стала не идеология, а экономика. Эдуард Давыдович называл это “косыгинской программой”.

Где-то через месяц он позвал меня в свой кабинет и сообщил, что наша склочная завхоз уходит с работы.

– Иди ко мне завхозом, – предложил Эдуард Давыдович. – Материальную часть школы ты уже хорошо знаешь, я тебе на первых порах помогу. Ты парень грамотный – МГУ все-таки. Справишься.

Я не знал толком, что делает завхоз, потому что наша не делала ничего, целыми днями пропадая вне школы по каким-то важным делам.

– А органы? – осторожно спросил я. – Это все-таки ответственная работа. Думаете, разрешат?

– Матответственности завхоз не несет, – успокоил меня Руссо. – Матответственность только у меня и бухгалтера. Да я уже со Змеевой поговорил, она проверила в районном управлении (имелось в виду КГБ): возражений нет.

На следующей неделе я принял у недоброй тети-завхоза имущество музыкальной школы по описи. Алёна сохранила ставку уборщицы, и теперь я получал зарплату и завхоза, и уборщицы.

Жизнь налаживалась.

Из других жизней

Как когда-то случайно я стал завхозом в киржачской музыкальной школе, так же непреднамеренно – в результате совпадений не планируемых мною обстоятельств – началась моя карьера на Уолл-стрит.

Я получил степень магистра международных отношений и экономики в Колумбийском университете и, скорее от незнания, что делать с собой дальше, поступил в докторантуру того же университета по специальности “Политическая экономика”. С детства я усвоил, что хорошие еврейские мальчики становятся или писателями, или, на худой конец, профессорами. Мои шансы стать писателем в англоязычной Америке казались невелики; оставалось быть профессором.

Американские профессора в начале карьеры ведут кочевой образ жизни: их – после получения докторской степени – берут адъюнкт-профессорами по двухлетнему контракту, и за эти два года они должны или настолько понравиться (и преодолеть интриги коллег по факультету), что им предложат контракт еще на три года, или найти место в другом университете. Покатавшись по разным университетам лет десять, лучшие получают tenure, то есть становятся полноправными профессорами, коих практически невозможно уволить – работа до конца жизни, а если у них имеются успешные публикации или они действительно сделали вклад в развитие науки, то их берут не просто в какой-нибудь штатный (государственный) университет где-нибудь в Арканзасе, а в престижный, принадлежащий к Ivy League, как мой родной Колумбийский. Это считается вершиной академической карьеры.