Случайные жизни

Я тихо оделся, поцеловал спящую Алёну и написал ей записку: “Пошел по делам. Скоро вернусь. Целую, жди меня”.

Как обещал, так и сделал: вернулся. Через пять лет.

Она ждала.

Жизнь четвертая Постоялец “Националя” 1982–1983

Все ночи, полные огня…

Статья 70 (1) УК РСФСР, по которой меня посадили, относилась к разделу “ОСОБО ОПАСНЫЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ” наравне с изменой родине (ст. 64), вредительством (ст. 69) и прочими ужасными антигосударственными деяниями. Только этим я могу объяснить, что во дворе дома, сливаясь с предрассветными сумерками поздней московской осени, меня ждала черная “Волга”, а не какие-то старые “Жигули”, на которых ездили мои оперá. Особо опасным преступникам полагался комфорт.

Вместе со мной на заднее сиденье “Волги” уселись Тракторист и один из незнакомых гэбэшников, зажав меня с обеих сторон: оба были массивные мужчины. Другой незнакомый опер сел на пассажирское сиденье впереди. Шофер тронул машину, и я поехал в новую увлекательную жизнь.

Подъехав к Лефортово, мы остановились у входа в приемную, куда я приезжал на июньский допрос. Тракторист взял у меня паспорт и вместе с повесткой, в получении которой я отказался расписаться, пошел к окошку дежурного.

В приемной, несмотря на раннее время, уже сидело много людей. Черноволосый мальчик лет семи спал, положив голову на колени старой женщине в платке. В приемной было тепло, и, должно быть, женщина не снимала платок из религиозных соображений.

Мы продолжали стоять. Затем одна из дверей открылась, и появился знакомый мне следователь Круглов. Он был выбрит, подтянут, свеж, и от него веяло хорошим настроением, упругой энергией и уверенностью в правоте своего дела. Он, как я узнал позже, вообще был приятный человек.

Круглов поздоровался со мной, взял у дежурного мой паспорт и повестку и кивнул магически появившемуся рядом высокому парню в форме КГБ с голубыми погонами и какими-то лычками. Тот встал у меня за спиной, чуть слева.

– Пойдемте, Олег Эдвардович, – вежливо пригласил Круглов.

Перед тем, как мы прошли в маленькую, раскрывшуюся словно по волшебству дверь, я оглянулся: Тракториста в приемной уже не было.

Кабинет Круглова, где я потом провел много времени, был длинный, узкий и оканчивался окном за его заваленным бумагами столом. Круглов сидел за столом спиной к окну, а допрашиваемый сидел к нему лицом за маленьким прямоугольным столиком из светлого ламината у входной двери и смотрел на окно, за которым уже почти рассвело. Допрашиваемый был я.

– Чай будете? – радушно предложил Круглов.

Я сразу понял, что в КГБ СССР работают заботливые гостеприимные люди. Было приятно, что меня так хорошо встречают, но я отказался.

– А вы ведь, наверное, и позавтракать не успели, – продолжал не смутившийся моим отказом Круглов. – Я, правда, к чаю ничего особенного предложить не могу… – Он пошарил по столу под бумагами, затем открыл ящик стола и, улыбнувшись, вытащил какую-то коробку: – Разве вот печенье, овсяное!

– Спасибо, не голоден, – соврал я, хотя овсяное печенье – мое любимое, и отказаться было непросто. – Я дома чай попью.

Круглов перестал улыбаться: это был вызов. Я таким образом ставил его перед необходимостью сказать, арестован я или нет. Если он пропустит эту фразу, то вопрос еще не решен. А если с сожалением в голосе заверит меня, что дома чай пить придется не скоро, стало быть, арестован.

Я хотел ясности.

– Олег Эдвардович, вы почему на допросы не являетесь? Я вам повестки присылал.

Словно завуч в школе ругает за прогулы.

– Сергей Борисович, я уже объяснил, что мне нечего вам сказать.

Круглов молчал, зачем-то достал прятавшийся под другими лист бумаги, что-то молча прочел и положил обратно. Было ясно, что прочитанное пришлось ему не по душе.

– Думаю, вы ошибаетесь, – вздохнув, заверил меня Круглов. – Вам даже очень есть что мне сказать.

Я пожал плечами и не ответил. Хотелось вкусно пахнущего сладким овсяного печенья.

– Значит, вы категорически отказываетесь являться на допросы и давать показания по открытому против вас уголовному делу? – решил уточнить Круглов.

– Отказываюсь, – подтвердил я. – Категорически.

Не врать же.

– Олег Эдвардович, – с сожалением в голосе сказал Круглов, – тогда в интересах следствия я вынужден вас задержать.

Арестовали. Мне неожиданно стало легко – ясность, конец вакуума ожидания, в котором я пребывал четыре месяца. Ура.

– Раз вынуждены, то, конечно, задерживайте, – согласился я.

Круглов позвонил по телефону, коротко попросил кого-то зайти, и дальше мы с ним сидели минут десять молча, глядя мимо друг друга. Не знаю, о чем думал Круглов, но я ни о чем особенно не думал, даже об Алёне. Мне было хорошо и покойно: все закончилось, теперь ясность и борьба. Как в прочитанных мною книгах. Я самонадеянно считал себя абсолютно готовым к тюрьме: я ведь столько об этом читал.

В кабинет вошел мужчина лет сорока с небольшим – коренастый, в незнакомой мне темно-синей, почти черной форме с вышитыми скрещенными мечами и щитом на воротнике кителя.

Круглов встал и немножко вытянулся: пришел старший.