Слыла законной и благословенной,
Как маргарин, намазанный на хлеб,
И тусклый свет в конце вселенной.
И, веришь ли, бывали сыты мы
Отчаянной устойчивостью мира.
Зажглись огни, пресытились умы,
Хлеб побелел, а сердцу всё не мило.
Мы в юности глодали сухари
И грызли кости в праздники большие.
Пахали от зари и до зари
За три копейки даже не стальные.
Мы радовались этим медякам.
Мы хлопали от радости в ладоши.
Ужасно, королева и мадам,
Что нынче вы впихнули в нас бриоши.
Да кто уж вспомнит кибернетику…
Сверкает ветер электрический,
Идей неоновый полёт.
Прилежно мусор генетический
Мечта по городу метет.
Метет мечта метлою новою,
Состав неведомо какой.
А помнишь, нас мело нейлоновой
Кибернетической метлой?
Да кто уж вспомнит кибернетику,
Коль «цифра» мусором рулит?
Одрябла прежняя эстетика
И превратилась в целлюлит.
И старые мейнстримы модные
Прогрессом будут сметены:
Кумиры новые народные,
Как и былые, голодны.
Случайный гость в чужом краю
В аду неспешно пить чаёк
И разговор вести душевный,
Но я нездешний человек,
Весь неуютный и никчемный.
Я к вашим не привык речам
И в сердце не впустил советы,
Благодарю за хлеб, за чай,
За шоколадные конфеты.
Случайный гость в чужом краю
И на пиру случайный тоже.
Случайным не был бы в раю.
Зачем меня отправил, Боже,
Ты чай пить в ад, коль я достоин
Не слушать речи – сам вещать.
Пора меня (урок усвоен)
С конфетой в рай перемещать.
Долго-долго я глядел
У канавки в тишине,
Где клещИ да слИзни,
Выпивал я шардоне,
Отдыхал от жизни.
Напевая: «ай на-нэ»,
Открывал я шардоне.
Улыбались бездны!
Целый мир погиб во мне
И с тех пор я трезвый.
Долго-долго я глядел
В мелкую канаву.
Вдруг я словно опупел –
Чистая постава.
Бездна смотрит на меня
Чёрными очами.
Говорит, в себя маня,
Всеми голосами:
– Жаришь спирт часами!
Должны все делать хорошо
Устанешь слушать головой
Однообразный лязг точила
И понимаешь: никого
Смерть ничему не научила.
Никто не выучил на «пять»
Приметы страшные и сроки.
И можно смело прогулять
Её ненужные уроки.
«Должны все делать хорошо,
Никто не должен делать плохо» –
Звучит и модно, и свежо
В какую ни на есть эпоху.
Из прошлого учить урок
Нам предлагали даже царства.
Ещё разок, ещё разок.
…Повтор не страшен в виде фарса.
Мечтатель
Я так мечтал не запирать дверей,
В домашних тапках выходя за хлебом,
Что оказался в клетке для зверей:
Четыре стенки под открытым небом.
Мои соседи – лев и серый волк,
Нам хлеб дают по графику и норме,
И не возьмут мои соседи в толк:
Какой я зверь, одетый не по форме.
Мечтатель. Потому не замечал
Ни прутьев из металла, ни решёток.
Живучи в клетке, в облаке витал,
Покладист был характером и кроток.
Потом проснулся словно и взглянул
На мир глазами зверя (льва иль волка).
Соседи взвыли – просто караул:
Мол, что случилось? Почему не шёлков?
По литра два…
Мы выпили по триста
И, кажется, с тех пор
С диктатором Батистой
Ведем мы давний спор.
Потом за коммунистов
Три раза по полста
С диктатором Батистой,
Чья совесть нечиста.
Нам с питерским чекистом
Пить тысячу недель,
Ведь следом за Батистой
Всегда идёт Фидель.
По литра два, наверно,
Мы выпили с дружком.
Первач был явно скверный,
Но стал для нас хитом.
Сам Путин (вот так повесть!)
Пришёл поговорить,
Очистить свою совесть,
Прощенье попросить.
Того гляди, заплачет,
Ведь он уже старик.
За ним теперь маячит
Друг Сечин, силовик.
Их проводили, словно на войну…
В конце тысячелетья своего,
Когда нас на погибель провожали,
Нам пожелали «доброго всего»,
А злого ничего не пожелали.
И потому, нащупав жизни дно,
Не знали мы ни страха, ни печали.
Мы повстречали доброе одно,
А злого ничего не повстречали.
Их проводили, словно на войну,
В миллениум хорошими словами.
Наивный мальчик, веривший в пургу,
Пошёл вперёд за светлыми речами.
Он шёл ко дну. Никто не виноват,
Что на пути он только счастье видел.
Упал на дно и счастлив стал стократ,
…Но всех вокруг себя возненавидел.
Есть люди, по сути машины…
Мне слали сибирскую язву,
Безумия алый цветок,
Проклятья в конвертиках разных,
Тоски марсианский песок,
Дракона отрубленный коготь,
Дыханье летучих мышей.
Все это проходит, проходит!
И зла не наносит душе.
Есть люди, по сути машины,
Кто всякий наезд иль беду
Воспримет как просто рутину
В бескрайнем несчастий ряду.
О стенку горох так отскочит.
Так мяч отбивает вратарь.
Я ровно такой же молодчик,
Хоть выпарь меня, хоть зажарь.
Мама «Раму» ела
Мама ела «Раму»,
Папа «Раму» ел.
По полкилограмма
В пачках жирный мел.
Белый хлеб и чёрный
Плохо пропеченный
Чуть намажешь «Рамой»,
Станет вкусный самый!