Случайный контракт

— Персик… От нее пахло персиком… — тянет задумчиво Анжелика, но, взглянув на брата, кивает и не задает больше вопросов.

Филипп устремляет взгляд на меня, и я честно ему отвечаю:

— Не представляю, кому мог бы об этом рассказать.

Он удовлетворенно кивает. Снова думает сойти с крыльца и снова оборачивается.

— А если серьезно, чего вы вообще сюда притащились?

— Выполнить долг перед тещей. Перед животными мы его уже выполнили. Очистим карму — и можно домой, устраивать новую фотосессию.

Филипп смеется. Осматривается по сторонам.

— Судя по твоему спокойному виду, тебе удалось вырваться из приюта без подкидыша. И правильно, не ведись. А то я раз поддался. Анжелика как-то просекла, что мелких мне жалко, и я уже дважды пристраивал целый выводок. Один раз щенков, второй раз — котят.



— Мне пытались пристроить взрослого, злобного пса.

— Ого! Похоже, на тебя сделали более серьезную ставку!

— Еле отбился.

— Жалуйся, жалуйся, — ласково предлагает мне Анжелика и гладит меня по плечу. — А я тебе еще один бутерброд сделать хотела.

— Но вокруг приюта красиво, — добавляю поспешно я.

Филипп снова смеется и наконец решает уехать. Таня в его машине выглядит так, как будто снова заплачет.

— Ну что, — предлагает мне Анжелика, — еще один бутерброд?

— Да нет. Давай я лучше посмотрю твою комнату. Вдруг там и правда вдохновляющая локация.

Глава 36

Анжелика

— Это комната Филиппа, — говорю я и толкаю дверь спальни.

Воронов останавливается в проеме и заглядывает без особого интереса. Согласна, посмотреть особо не на что: скрытая дверь в гардеробную, огромный телевизор и большая кровать. Одна часть стены белая, а так все, включая в потолок, в черном цвете.

— Теперь понятно, почему они так поспешно ушли. Решили сделать не только монохромные фотографии, но и цветные.

Я вспоминаю про едва уловимый запах персика от Тани, про персиковый гель для душа в ванной брата и пожимаю плечами.

— Сомневаюсь, что новая локация будет сильно отличаться по цветовой гамме.

Воронов склоняет голову набок, к чему-то присматриваясь, и я замечаю под кроватью желтый носок.

— Ничего, — говорит он, — они внесут туда новые краски.

— Знаешь, несмотря на все косвенные и даже прямые улики, у меня как-то в голове не укладывается, что они могут встречаться.

— Почему же?

— Таня симпатичная девушка, но… слишком ранимая. А Филипп не из тех, кто знает, когда нужно тактично смолчать. И, как любой мужчина, не переносит женских слез.

— Мужчины не переносят женских слез не потому, что это некрасиво или напрягает. А потому, что в эти моменты как никогда чувствуют свою уязвимость. Поэтому, когда женщина дорога мужчине, он постарается сделать так, чтобы она если и плакала, то от счастья.

Дорога ли Таня Филиппу, понятия не имею. Помнится, он говорил, что будет знакомить родню только с женой. А Таню я и так уже знаю. Поэтому методом догадок не вычислить. Захочет — расскажет сам.

— Там, дальше, комната родителей, гостевые спальни, — говорю я, выходя в коридор.

Правильно считав между строк, Воронов толкает соседнюю с комнатой моего брата дверь. И на этот раз заходит в нее.

— Сильный контраст, — говорит, усмехаясь.

Моя комната в светлых тонах: бежевый, серый и белый. На окнах не жалюзи, а уютные шторы, комод, трюмо с зеркалом, у которого расположились баночки с кремом. На полках книги, одна из них лежит на тумбочке у кровати.

— Ты часто здесь оставалась на ночь? — интересуется Воронов.

— Нет, но мне нравится это ощущение — что я могу вернуться в любой момент и здесь меня ждут.

От его взгляда накатывает волнение, приятное, предвкушающее, как перед нашими поцелуями.

Его взгляд как аперитив, который возбуждает во мне «аппетит». Даже если я пытаюсь закрыться, мысленно отдалиться, надо признать, у меня это получается слабо. Взгляд, потом его губы… и моя оборона буквально крошится.

Проблема в том, что это слишком приятное разрушение. И вместо того, чтобы восстановиться после него, я начинаю сама отбрасывать в сторону кирпичи. И это я замужем только неделю… а что будет со мной через год?

Эта мысль слегка отрезвляет. Разрыв с Валерой был неприятным, болезненным, но у меня не было времени окунуться в эту боль с головой. Я вырвала те отношения с корнем. Работа, вечерние посиделки с Филиппом, знакомство с Вороновым на дороге, наш танец и брак.

Уже не болит. Остались только отголоски смутных, непонятных для меня ощущений.

А пустота заполняется чем-то другим. Непривычным, объемным, иногда колким, иногда нежным. И очень бесцеремонным, потому что эти чувства не спрашивают, хочу или нет, они просто впиваются мне под кожу.

— Присмотрись, — советует Воронов. — Может, что-то захватишь домой?

«Домой…» От его слов меня накрывает теплой волной. Тут же вспоминаются вечера, которые мы проводим вдвоем, особенно в ярких красках — самый последний из них. Поцелуи, массаж, то, как расслабляется его тело под моими пальцами, его размеренное дыхание… И то, как я продолжала касаться его, даже видя, что он уже спит…