Случайный президент

После допроса меня вернули в тюрьму, и до 13 августа я больше ни с кем с воли не общался.

Погоняйло показал мне статью из газеты о том, что накануне в Минске задержали 15 выступивших в мою защиту журналистов. Это было очень приятно.

Вспоминает известный беларуский журналист Леонид Миндлин:

«Примерно к 16 часам дня собрались возле МИДа. В требовании— «Свободу Паше, Диме, Славе!» каждый вывел мелом свою букву. Все проходило по-своему забавно, даже наивно.

Когда народ двинулся к резиденции президента, стали подтягиваться милицейские машины, оживились переговоры по рации. Нас стали потихоньку оттеснять к боковому входу, а там уже и машины стояли. Ирину Халип потянули, потом — Щукина (он, как всегда, упирался). Мы все снимаем — единственная камера у нас осталась — НТВ и РТР поехали перегоняться. И тут нас в машину — и в Ленинский опорный пункт, а там уже 15 журналистов собралось.

Поначалу менты были агрессивны, только вот «публика» оказалась не совсем обычная, они и перепугались. Начали составлять протоколы, выяснять, кто есть кто. Узнают, что Бабарыко из «Рейтер» — иностранец. Звонят — докладывают, нервничают.

Через какое-то время появился ОМОН — для нашей охраны. А у нас камера с кассетой, пленка отснята… Что делать? Если повезут в изолятор — заберут. Я стал искать, где спрятать кассету. Хотел было спрятать в туалете, но потом положил в сумочку Томашевской. Надо сказать, вид у нее был такой, что можно было не сомневаться — отпустят совершенно точно: она пришла митинговать в коротком платье, на высоких каблуках…

Часам к шести «Рейтер» уже сообщил о задержании журналистов, пошли звонки из Госдепа, центральных офисов ведущих российских и мировых СМИ…»

Из рассказа оператора компании «Рейтер» Владимира Бабарыко:

«Больше всего мне было обидно за коллегу-оператора, Диму Завадского. О Шеремете говорили все время, на всех заборах — «Свободу Шеремету!». Защитников у него хватало и надо было отстоять Завадского. Операторы всегда на втором плане, такая у нас работа.

…Возле резиденции Лукашенко обстановка обострилась и всех начали арестовывать. «Сядьте в машину». Я сел. Отвезли в отделение милиции, а там почти все наши, журналисты.

Милиционеры нервничали. Им надо было записать фамилии, адреса, составить протокол, а тут постоянно звонят из администрации, КГБ, Совета безопасности, газет. Милиционеры мечутся, краснеют, бледнеют. Но вели себя корректно. Просим открыть двери — открывают, просим выпустить в туалет — пожалуйста».

2 и 3 августа.

Самые тягостные дни в тюрьме — это суббота и воскресенье. Все вокруг замирает. В первое время подолгу разговариваешь с сокамерниками. Основные темы: прошлая жизнь, уголовное дело, женщины, политика. (В тюрьме, естественно, не любят власть, а Лукашенко и просто ненавидят).

Обсуждать в камере свое уголовное дело надо очень осторожно — туда почти всегда подсаживают профессиональных «уток». Распознать в соседе по нарам подставу не просто: это может быть и «интеллигент», и уголовник с «мастями», юноша или дряхлый старик. Общее у них одно — навязчивое желание обсудить детали вашего дела, поговорить о друзьях, знакомых. Как правило, по особо важным делам с подозреваемым работают сразу несколько человек. Они могут все одновременно сидеть с вами в одной камере. Их могут одного за другим менять через неделю-две, специально для того, чтобы подобрать тот психологический тип, который наиболее близок вам и способен вызвать на откровенность. Причем, часто «подсадные» работают вообще нагло и в открытую. Например, Тамара Винникова просидела в одиночке почти десять месяцев, но первые две недели после ареста в камере «американки» — изолятора КГБ — с ней находилась молодая женщина. О таких обычно говорят: «Приятная во всех отношениях». Тамара Дмитриевна рассказывала, что ее соседка сильно не маскировалась и постоянно пыталась получить ответы на три вопроса: как Винникова относиться к президенту Лукашенко, удалось ли ей спрятать какие-нибудь документы и с кем из оппозиционеров она дружна.

Мне удалось вычислить двоих. Первый просидел всего неделю и запомнился только тем, что в никогда не умывался. Второй оставался на весь срок.

Целенаправленно гебисты работали с Дмитрием Завадским, но, к счастью, хитроумные схемы нужного им результата не принесли. Дима уверен, что многие ходы в тюрьме смог угадать:

««Утконоса» мне подсадили еще на ИВС. Вел он себя обычно, только был очень разговорчив. Постоянно рассказывал о своих родственниках, какие-то деревенские истории… Но знал больше меня — всех собкоров в корпунктах ОРТ, всех ведущих, кто у нас на канале работал раньше, кто работает сейчас. Я поначалу этому значения не придавал, а потом заподозрил, что все-таки он — «их» человек. Например, он клялся, что ни о чем не разговаривает с надзирателями, а те иногда интересовались вопросами, о которых мы говорили только в камере.