Случайный ребенок от миллиардера

Что у нас были за отношения такие? Сам черт не знал! Любой бы на моем месте запутался. Дима был и мягким, и непреклонным одновременно. Внимательным и скупым на эмоции. Не хотел отпускать или уходить сам, но вместе с этим не верил ни одному моему слову. В нем будто бы жило две личности, и они были полными противоположностями друг друга.

И я поняла, насколько я права, когда вечером, уже приготовив ужин, погуляв с Борзым и сделав уроки с Сашей, я ненадолго прилегла у себя в комнате на кровать. Не знаю, как так вышло, видимо, я устала больше, чем думала, но я погрузилась в сон. Заснула и проснулась от того, что кто-то гладил меня. Точнее не меня, а мой живот.

Поначалу, я подумала, что это Борзый, по обыкновению, тычется в меня своей мордочкой, но уже очень скоро поняла, что это не так. Я лишь приоткрыла глаза, не давая понять, что уже проснулась. И стала свидетелем очень интересной сцены.

Соколов сидел рядом и мягко водил своей большой ладонью по моему животу. Нежно, аккуратно, почти невесомо.

– Я бы очень хотел, чтобы ты была моя. Я всегда хотел дочь, – очень тихо, едва различимо прошептал Дмитрий.

Я хотела было в очередной раз закричать, что это его дочь, его ребенок, но не стала. Не захотела рушить этот момент. Да и словами ничего не добиться, это я тоже поняла. Все по своим местам могло расставить только время. Только тогда я смогла бы доказать, что малышка – его.

И чем дольше я думала, тем больше понимала, что, да, я хочу, чтобы Дима узнал обо всем. Чтобы понял, что ошибался и был чертовски неправ. Чтобы попросил прощения.

Все потому, что я сама очень сильно хотела быть с Димой.

Вот только разве он мог поверить, что я могла полюбить его просто так и не изменять?

Конечно, нет. Тогда это был бы уже не Соколов.

Поэтому, как бы не было жаль, но оставалось мне только одно – ждать. Ждать и надеяться, что Дима все поймет и найдет в себе силы попросить прощения, а я, в свою очередь, смогу простить.

Неделя прошла мирно. На удивление, без ссор, скандалов, споров и препирательств. Дима больше не давил с переездом, а я потихоньку начала входить в свою обычную колею. Виделась с Марком, Вероникой, сама возила малого в школу, где общалась с другими мамочками и учителями. Провела две фотосессии и набрала запись на следующую неделю. Проще говоря, вернулась в социум и была этому бесконечно рада.

Все-таки, мне нравилось находиться среди людей, много общаться, что-то постоянно делать. Тихая и затворническая жизнь за городом мне не подходила. По крайней мере, на ближайшие сорок лет точно не подходила.

Соколов вел себя хорошо. Он готовил завтраки по утрам, отвозил ребенка в школу, по вечерам, если приходил не очень поздно, делал с Сашей уроки или проверял их, гулял с Борзым. Короче, не муж, а прямо идеал.

Вот только что-то подсказывало мне, что это неспроста. Сердце чуяло подвох. И я не ошиблась.

Сегодня был чудесный субботний день. Утро встретило нас солнцем и щебетанием птиц. Сашка проснулся спозаранку и носился по квартире на пару с Борзиком, будто в них вселился один бес на двоих. Они снесли столик в коридоре, опрокинув вазу с цветами, которые Дима принес вчера вечером, врезались в столешницу на кухне и поскидывали оттуда все мои баночки с приправами, которые я вчера по глупости не убрала. Короче, пришлось встать в семь утра, иначе к в восьми от квартиры уже и спасать было бы нечего.

Коллективным решением стала прогулка. Эти двое должны были выбеситься и оставить свою энергию на улице. Тем более, что позволяла и погода, и выходной день.

Завтрак у нас получился легкий, а мы с Димой и вовсе обошлись чашкой кофе с тостами. Все для того, чтобы как можно скорее покинуть жилплощадь, которая была под угрозой. А по озорным глазам сына и собаки я понимала, что ждать они будут недолго. Поэтому уже через час после пробуждения, мы с Димой были готовы к прогулке – облачены в спортивные костюмы, а также не забыли взять игрушки Борзого.

– Все, готовы? Идем? – Кажется, Соколову-старшему тоже уже не терпелось покинуть тесное пространство коридора. Ну, извините, на что заработали. Не его хоромы, конечно, но уж потерпеть можно было!

– Сейчас, – недовольно выдохнула я, вручая супругу рюкзак. Предстояло самое сложное – надеть обувь. Не то, чтобы живот у меня был уже очень большим, но он уже был и мешал спокойно наклоняться, чтобы совершать какие-то привычные действия.

– Погоди, – бросил Соколов, опережая меня. Усадив на мягкий пуф, он вручил мой рюкзак сыну и опустился передо мной на колени. – Давай я.

Не знаю, почему меня это так сильно смутило. В этом действии не было ничего интимного, ничего предосудительного, но в нем было столько заботы и домашней теплоты, что сердце вдруг защемило.

Дима надел на меня любимые кеды, завязал их бантиком и поднялся, подавая мне руку, чтобы помочь подняться.

Все-таки, ему это удавалось. Смутить меня. Растрогать. Задеть за живое, но в хорошем смысле слова.