Случайный рыцарь

— Двадцать капель, — сказал Санек и перевел взгляд на опустевшую бутылку.

Андрей ударил Санька из положения лежа носком левой ноги под висок, мгновенно вскочил и нанес еще один удар, кулаком в скулу. Санек влип затылком в стену, сполз по куртке, упал на полку, навзничь, под вешалку рядом с дверью, и Растопчин разбил ему, полумертвому, лицо тяжелым каблуком.

Андрей закинул ноги Санька на полку, нащупал пульс (парень был жив), похлопал его по карманам и животу и вытащил из-за пояса, из-под свитера браунинг. Сорвал с вешалки шапку, надел пальто, спрятал оружие под правую руку, сумку перебросил через левое плечо и осторожно выглянул в коридор. Две уродины пялились на телеграфные столбы, за которыми стелился пасмурный степной пейзаж, лейтенант болтал с пенсионером, кто-то нес кефир из ресторана. Калана Растопчин не увидел. Если Каланчик вынудит меня его прикончить, пожалел себя Андрей, придется уматывать в штаты на годы. Там вряд ли найдут, мастера. Андрей захлопнул дверь купе и быстро зашагал по коридору в сторону противоположную той, куда ушел Калан.

Когда Растопчин удалился достаточно далеко от своего купе, он остановился, распахнул межвагонную дверь, дабы в пустом тамбуре был погромче грохот колес и прочего железа, и снял затвор браунинга с предохранителя. Зажег сигарету и стал ждать Калана. Сердце Андрея колотилось по-сумасшедшему, во рту пересохло. Студеный ветер лился за воротник, а по спине текли капли горячего пота. Андрей вытащил из рукава шарф, о котором в спешке позабыл, и обмотал им горло. Гремели колеса, и в такт им звучала в ушах Растопчина какая-то дьявольская оратория. Уже мелькали за стеклами пригороды Джанкоя, когда Калан вылетел на Андрея — хромированное дуло едва не выплюнуло пулю Калану под ребро. Мгновение Растопчин помедлил, позволяя парню отшатнуться, опрокинуться на спину, в падении ногой захлопывая перед собой дверь. Андрей был рад тому, что не выстрелил.

Он убрал оружие в правый карман пальто, дождался проводника и первым из пассажиров поезда выпрыгнул на платформу станции Джанкой.

Он постарался тотчас затеряться в толпе, немного понаблюдал из-за угла кафетерия за растерянным, мечущимся по декабрьскому перрону Каланом и подался на привокзальную площадь.

Две минуты спустя он уже прикуривал очередную сигарету в салоне «Волги», которая уносила Растопчина на Южный Берег. Водитель не торговался — частнику из Джанкоя еще никто в жизни не предлагал за «ходку» тридцать долларов.

В пять часов вечера джанкойская «Волга» затормозила в тихом ялтинском переулке у ворот того самого дворика, откуда утром Санек и его подельники выводили Растопчина.

Дерюга по-прежнему висела на проволоке, голый пластмассовый пупс, игрушка без головы, валялся в луже, подернутой ледком, а ветер сбрасывал дым с печной трубы на белый сад.

Морщась от боли в висках, Растопчин по-старомодному принес еврейке извинения за свой странный утренний визит и печальным голосом поведал женщине истерию о том, как на честного человека неожиданно напали хулиганы, намереваясь завладеть магнитофоном, и в результате… Старуха поверила, вернула Андрею магнитофон, и Андрей отблагодарил ее за понятливость сотней рублей.

Затем он поспешил к Баскакову.

— Понимаешь, старик, — наслаждаясь покоем, рассказывал о своих злоключениях Андрей, — когда эти подонки втащили меня с мороза в гостиничный номер, они, дабы не дать мне окончательно околеть (я ведь живым им нужен был), влили в меня коньяк и заставили одеться. А в кармане пиджака у меня случайно завалялся чужой магнитофон, лейлин магнитофон — как-то раз она затыкала мне им зубы, чтоб я не ныл. И вся сложность заключалась в том, чтобы, не вынимая игрушку, сообразить, как «врубить» ее в режим записи. Благо, Лейла пользовалась карманным «Сони», а сии вещицы мне знакомы. Дальнейший ход моих действий, надеюсь, ясен.

— Везет же некоторым, — хмыкнул в усы Баскаков.

— Мерзавец Григорий, думаю, просто-напросто свихнется от такого контршантажа, — сказал Растопчин, — а его свора будет вспоминать сегодняшний свой прокол до конца жизни.

— Тебе надо переписать кассету, — посоветовал Баскаков.

— Да, — согласился Растопчин. — Пусть будет две, три копии. И в разных местах, мало ли что…

— Подлинник и пару экземпляров плюс, хватит? — спросил архитектор.

— Пожалуй. Один я немедленно вручу Вячеславу. Хочется верить, он уже сегодня выколотит из ребят не только законные наши денежки, но и куш отступных, — сказал Растопчин.

— Если только пойдет на выколачивание отступных.

— Его дело, — махнул рукой Андрей. — А теперь смотри, — он поплелся в прихожую и возвратился в кабинет к Баскакову, держа на ладони браунинг. — Как тебе сувенирчик?

— Трофей? — вскинул брови Баскаков. — Займись кассеткой, а я позвоню Вячеславу, — зевнул Растопчин. — И двум дамам в Москву. Позволишь тебя разорить на два междугородных звонка.

— Позволю, — разрешил Баскаков. — Правда они давно уже международные.